Роберт Гулик - Призрак в храме

— Проводи домой ее преподобие, Ма Жун! — приказал судья Ди. Потом он повернулся к начальнику стражи. — Пошли четверых людей к восточным городским воротам, чтобы они доставили бамбуковые лестницы, два временных гроба, лопаты и еще веревок. Сначала мы вытащим трупы, потом золото. Затем нужно очистить подвал. Выйдем и подождем во дворе, Хун. Этот затхлый воздух становится невыносимым.

Судья уселся на большой камень под одним из фонарей управы, а старшина Хун — на поваленное ветром дерево. С другой стороны внешней стены доносился неясный гул голосов. Нищие и праздные горожане, пришедшие за кортежем от восточных ворот, расспросили стражников, уводивших заключенного, и теперь оживленно обсуждали удивительные события.

Старшина Хун с наслаждением вдыхал свежий воздух. Он пытался разобраться в событиях, так быстро следовавших одно за другим, но не все мог увязать между собой; ему казалось, что судья умышленно что-то опустил. Но главное, конечно, то, что судья вернул золото казначейства! Он довольно улыбнулся. Это, несомненно, расположит к нему высокие власти в столице, что может означать назначение куда-нибудь получше, чем отдаленный провинциальный округ!

— Как вы собираетесь перевозить правительственное золото, ваша честь? — спросил он.

— Мы завернем его здесь в промасленную бумагу, Хун, потом доставим его в управу в моем паланкине. Там нужно будет немедленно проверить его вес в присутствии уважаемых свидетелей.

Судья замолчал. Засунув руки в широкие рукава, он смотрел на совершенно симметричный силуэт храма, вырисовывавшийся на фоне вечернего неба. Старшина задумчиво подергивал козлиную бородку, опершись правым локтем на левую ладонь. После долгого молчания он сказал:

— Сегодня днем вы, ваша честь, положили карточку Яна поверх карточки Ли Ку. Вы уже подозревали, что Ян выдавал себя за художника?

Судья Ди оглянулся на него.

— Да, Хун. Меня очень удивило то, что, хотя самозваный художник легко поддерживал умный разговор о живописи — а на это способен любой студент, изучающий литературу, — он не смог быстро нарисовать заказанную мной картину. Его оправдания были чистой чепухой. Художник, создавший прекрасные картины, которые мы видели в его мастерской, сразу же занялся бы приграничным пейзажем, поскольку досконально знал эту местность, и я бы хорошо заплатил ему. Кроме того, я никогда не слышал от моей Третьей жены о том, что в Ланьфане трудно достать хорошую бумагу. И, когда я неожиданно посетил его с Ма Жуном, я заметил, что краска на тарелках высохла и покрылась пылью, — значит, ими не пользовались день или около того. Его рассказ о том, что Ян загулял, подкреплял мои подозрения, хотя должен признать: Ма Жун был прав, говоря, что владельцы харчевен часто лгут. Наконец, Хун, эта странная вспышка насилия в последние три дня. Трое убитых и две попытки убить Ма Жуна! Я определенно ощущал, что в деле появился новый фактор и за золотом охотится новый человек, у которого есть основательная причина как можно быстрее скрыться. Это подтверждало мою теорию о попытке выдать себя за другого, потому что, хотя и художник, и Ян были известны беспорядочной жизнью, все же существовала опасность, что какой-нибудь лавочник или торговец начнет задавать неудобные вопросы. После того как эксперимент с люком погреба доказал, что господин и госпожа У, Ли Май и настоятельница невиновны, я понял, что преступник — Ян Моудэ.

Старшина кивнул.

— Нужно было бы иметь поистине нечеловеческое самообладание, чтобы не отпрыгнуть, зная, что стоишь над подвалом в двадцать чи глубиной на люке, который вот-вот откроется.

— Вот именно. По капризу судьбы ни Ян, ни Ли не открыли черную шкатулку и записку нашел я, а потом, благодаря плану храма, нарисованному Весенним Облачком, смог понять ее значение. Еще забавнее то, что Ян, желая скрыть свою неспособность представить заказанную мною картину, постарался произвести на меня впечатление, рассказав о том, как ему досталась шкатулка — даже не подозревая о том, какие это будет иметь последствия! Странное дело, Хун! Очень странное!

Судья покачал головой и начал поглаживать бороду.

Старшина Хун искоса посмотрел на него. Поколебавшись, он откашлялся и сказал:

— Вы объяснили все, ваша честь, за исключением привидения.

Судья вышел из задумчивости и пристально посмотрел на старшину.

— Привидение храма больше никогда не будет прогуливаться здесь. Странные узы, мистические и иные, привязывавшие его к этому старому храму, разорваны. Навсегда. Ага, вот и Ма Жун!

Увидев удрученное лицо помощника, судья встревоженно спросил:

— Фану стало хуже?

— О, нет, ваша честь. Я только что видел его, после того как проводил настоятельницу домой. Он чувствует себя отлично.

Судья Ди встал.

— Хорошо. Предстоит еще много работы. Мы вернемся в зал и откроем подвал. Скоро придут стражники со всем необходимым, чтобы вытащить трупы и золото.

Судья пошел через двор, помощники последовали за ним. Ма Жун тяжело вздохнул.

— Женщины, — сказал он старшине, — непостоянные существа.

— Совершенно верно, — рассеянно ответил старшина.

Ма Жун положил большую ладонь ему на руку.

— Молодость стремится к молодости. Живешь и все время учишься. Но это больно.

Старшина вдруг вспомнил нежный взгляд, который раненый молодой стражник бросил на Весеннее Облачко, и ее внезапный румянец. Поэтому он только кивнул и быстро пошел вперед.

Было уже поздно, когда судья Ди закончил самые неотложные дела, связанные с находкой в заброшенном храме. Золото казначея было взвешено и его стоимость определена в присутствии четырех свидетелей — знатных горожан, срочно вызванных в судебную управу. Затем слитки были упакованы в пять запечатанных пакетов и помещены в большой сейф в управе. Шесть стражников остались возле него на всю ночь. Утром Ма Жун в сопровождении отряда конной военной стражи должен будет доставить золото в главный город округа. Префект позаботится о том, чтобы золото было отправлено в императорскую столицу.

Подписав отчет префекту и приложив к нему печать, судья велел старшине Хуну вложить его в большой официальный конверт. Потом он подошел к умывальнику в углу и обтер лицо и шею полотенцем, смоченным холодной водой.

— Дело завершено, — сказал он старшине. — Не думаю, чтобы Ян привел какие-нибудь новые факты, когда я буду слушать его завтра в суде. Полагаю, он ограничится формальным признанием того, что подстрекал к убийству Ли Ку, сам убил Сэн Саня и затем отрубил им обоим головы, для того чтобы обменять тела и спрятать вытатуированный план храма и указание на местонахождение золота. Также он признается в убийстве стражника. Он прекрасно понимает, что ему конец и ничто не спасет его от самой суровой казни, позволяемой законом. Когда его запирали в камере, он казался совершенно спокойным и покорившимся судьбе.