Роберт Гулик - Призрак в храме

Монах медленно покачал головой.

— Тала была сильной, судья. Сильнее, чем я, и Ли, и Ян. Но ее бог сильнее, чем она. Тала была обручена с ним странными обрядами, пересекающими границу жизни и смерти. Вы спросили о моей подделанной записке. Я послал ее Ли, чтобы испугать его. Испугать, чтобы он отдал мне это золото. Тогда я смог бы забрать у него Талу. После своего бога она принадлежала мне. На следующий день я послал Косоглазого, моего старого помощника, сидящего там на окне, к Ли домой. Чтобы вызвать его ко мне в подвал. Но Ли, очевидно, не понял, потому что не явился.

— Не нужно было мазать грязью шкатулку, Монах. Ян вышел к дверям и купил шкатулку, но больше ни он, ни Ли и не посмотрели на нее. Ли продал ее вместе с другими безделушками торговцу древностями. А у того купил ее я. Сначала...

Монах поднял огромную руку.

— Хватит об этой проклятой шкатулке, судья. Поговорим о Ли. Тала бросила его, как бросают изжеванный сахарный тростник. А потом она взяла Яна. Затем она пришла ко мне и рассказала, что вы заинтересовались ею. Но это не важно. Ян уже знал, где золото, и убил Ли и его помощника Сэн Саня. Она собиралась бежать с Яном за границу. Было самое время для этого, потому что ее сородичи начали выступать против нее, а ее бог сказал ей, что она скоро умрет и навечно соединится с ним. Но она не поверила ему на этот раз. Она смеялась, рассказывая об этом. Теперь она мертва. Боги смеются последними, судья. Всегда.

Он уставился в пустоту своими пустыми глазами. Вдруг он метнул на судью быстрый взгляд и спросил:

— Что вы сделали с ее трупом?

— Я велел сжечь его и развеять пепел. Таково было ее последнее желание.

Гигант в отчаянии поднял руки.

— Это значит, что я потерял ее. Навсегда. Ветер разнесет ее пепел по степи, и он превратится в белую ведьму, белую и обнаженную, на черном коне, несущемся по воздуху рядом с красным богом, ее господином. Они будут лететь с ветром, когда тот ураганом обрушится на пустыню, и татары, заслышав ее крики, будут прятаться в шатрах и читать молитвы. Нужно было захоронить ее пепел, судья.

— Таково правило, — сухо ответил судья, — если у человека не осталось родственников, его пепел развеивают.

— Вы не верите в то, что я сказал, судья?

— И верю и не верю. Вы задали бессмысленный вопрос, Монах. Скажите мне, откуда взялось золото в храме?

— Я не знаю. Тала знала, но так и не сказала мне. Должно быть, кто-то спрятал его там в прошлом году. В мое время его там не было.

— Понятно. А Ли Ку встречался с Талой в храме?

Монах долго молчал. Его большая голова поникла, он бездумно водил пальцем по вырезанным на столе узорам. Наконец сказал:

— Ли был ученым человеком и хорошим художником. Но он хотел знать слишком много. Есть вещи, которыми лучше не интересоваться даже такому мудрому человеку, как вы, судья. Поэтому я скажу вам только одно. Двадцать лет назад, когда мне было сорок, а Тале двадцать, мы были верховными жрецами в храме Пурпурных облаков. Когда через пять лет после этого власти закрыли храм, мы сделали вид, будто отреклись от нашей веры, но продолжали тайно следовать ей, в Приюте отшельника. Потому что мы были адептами, знакомыми со всеми тайнами. Мы многое знали о том, что люди, за неимением лучших слов, называют началом и концом искры жизни. Мы знали слишком многое. Но мы не знали, судья, что человек всегда идет по кругу. Всякий раз, когда думаешь, что дошел до конца и вот-вот постигнешь конечную тайну, внезапно обнаруживаешь, что находишься там, откуда отправился в путь. Тала, верховная жрица, которой были известны все тайны, полюбила Ли Ку. И оставила меня.

Внезапно он засмеялся. Смех гулко раздавался в пустом подвале. Старик на окне начал подпрыгивать. Но Монах внезапно оборвал смех и сказал мрачно:

— Вы не смеетесь, судья. Вы правы, потому что самый большой смех еще впереди. Вы, наверное, подумали бы, что я, верховный жрец эзотерической любви, просто пожал бы плечами, узнав о ее безумии, и пошел бы своим путем, не так ли? Нет. Когда она перебиралась из Приюта отшельника в город, я умолял ее не покидать меня, судья! Умолял! — С невероятным трудом он приподнялся на мускулистых руках и закричал: — Теперь смейтесь, судья! Смейтесь надо мной, говорю вам!

Судья прямо посмотрел в его затравленные глаза.

— Не знаю, как относилась Тала к вам, Монах. Но знаю, что она все еще любила свою дочь. Прошлой ночью она заманивала моего помощника в то место за храмом, где Ян собирался убить его, сбросив на него верхнюю часть разваливающейся стены. Но в последний момент она вдруг увидела, что за ним идет ваша дочь, и в испуге вскинула руки. Этот жест встревожил моего помощника, он остановился, и это спасло ему жизнь.

Монах отвернулся.

— Я надеялся, — тихо сказал он, — что Тала бросит Яна, так же как бросила Ли. Оставит Яна сразу после того, как он отыщет золото. И еще я надеялся, что тогда смогу отнять Талу у ее ужасного бога. Потому что, хотя искра жизни уже умерла во мне, я все еще знаю безымянные обряды и непроизносимые заклинания. — Он тяжело вздохнул всей грудью. — Да, я надеялся освободить Талу от ее уз и увезти вместе с дочерью за границу, к нашим сородичам. Вновь скакать по широкой степи! Скакать вперед и вперед, целыми днями в чистом, бодрящем воздухе пустыни!

— Помню, — медленно сказал судья, — как я говорил Яну, что лошадь, вырвавшаяся из упряжки, будет скитаться по степи, свободно и беспрепятственно. Но наступит день, когда она почувствует себя одинокой и уставшей. И тут она поймет, что совершенно одна и заблудилась — ветер стер следы и колесница скрылась за горизонтом.

Погруженный в свои мысли, Монах, казалось, не слышал его. Когда он вновь заговорил, голос его был очень мягким.

— Без своего бога Тала стала бы пустой скорлупкой, как и я. Хотя боги и позволяют нам тратить все, что мы хотим, они никогда не возвращают ничего из потраченного. Но даже два пустых старых человека, любящих друг друга, могут, по крайней мере, вместе ожидать смерти. Теперь, когда я потерял Талу, мне придется ждать одному. Но это будет не долго.

Голос его затих, и едва можно было разобрать слова. Он поднял голову и хрипло прошептал:

— Уже поздно, судья. Вам лучше уйти. Если только вы не думаете, что следует что-то предпринять против меня или... получить мои показания...

Судья поднялся и покачал головой.

— Мое расследование завершено, Монах. Больше не нужно ничего делать и ничего говорить. Вообще ничего. Прощайте.

Он направился к лестнице вместе со старшиной. Маленький старик, сидевший на корточках на окне, закутался в черный халат, согнув плечи и втянув лысую голову. Как взъерошенная ворона, устроившаяся на ночлег.

Послесловие лвторл

Судья Ди — историческое лицо, жившее с 630 по 700 год при династии Тан. Заслужив славу великого сыщика, он был также блестящим государственным деятелем, игравшим во второй половине своей карьеры важную роль во внешней и внутренней политике Китая. Однако описанные здесь приключения судьи полностью вымышлены, так же как и округ Ланьфан, в котором происходят события этого романа.