Мишель Бюсси - Безумство Мазарини

— Ничего, мне и отсюда хорошо видно.

Мади вздохнула:

— Ну и дурак. Здесь совсем не страшно.

— Да пошла ты!

Через несколько минут Дельпеш опустил бинокль:

— Ничего. Ничего подозрительного. Шоссе, дороги, дома, все как обычно. И слишком темно. Наверняка они стараются держаться в тени, под деревьями, отсюда их не заметить.

— Дай мне, — попросила Клара.

Она долго исследовала остров, но тоже безуспешно. Руки и лицо у нее заледенели от безжалостного ветра.

Потом наступил черед отца Дюваля.

— Можно я посмотрю? — спросила Мади.

Отец Дюваль протянул ей бинокль.

— С ума сойти! Видно даже полицейские мигалки в развалинах аббатства. Все видно!

— Только то, что освещено, — поправил Дельпеш.

Но вскоре и Мади сдалась:

— Ничего, кроме мигалок. Все на этом острове дрыхнут!

Она повернулась к Арману — тот все еще неподвижно стоял на площадке, так и не шагнув за порог.

— Хочешь взглянуть? — предложила Мади.

— Я же говорил — не могу!

— И не надо, — спокойно сказал отец Дюваль. — Страх высоты — фобия, с которой невозможно справиться, а эта галерея и в самом деле очень опасна.

— Что дальше? — спросила Мади. — Мы ничего не нашли.

— И не найдем, — вздохнул Дельпеш. — Мы попытались. Будем надеяться, что полицейским удалось больше.

Клара стучала зубами. Дельпеш обнял ее.

— Надо уходить. Попробуем придумать что-нибудь еще.

Арман спускался первым, за ним следовали Мади, Клара и отец Дюваль. Дельпеш запер дверь на галерею и присоединился к остальным.

Воскресенье, 20 августа 2000, 03:13

Площадка для отдыха в Фонтене-ле-Конт

Площадка для отдыха совсем опустела. По всем четырем полосам свободно мчались машины.

Симон замерз. Поднявшийся ветер мешал изучать досье Габриеля Бордери, листы разлетались.

Он собрал все в папку и решил зайти на заправку.

Неоновый свет резанул по глазам. Усталая девушка за кассой улыбнулась Симону — наверное, студентка, подрабатывает летом по вечерам. Кассирша украдкой посматривала на Симона, и при другом раскладе он охотно перекинулся бы с ней парой слов, а может, и не только, но сейчас голова у него была занята другим. Он бросил монетку в раздолбанный автомат, получил кофе.

Омерзительный, зато горячий.

Огляделся. Сесть было негде — из мебели только несколько маленьких круглых белых пластиковых столиков. Симон выбросил пустую чашку в мусорный бак, пристроил на столик папку и открыл.

Он на верном пути. Никаких сомнений. Но надо в последний раз проверить.

Он чувствовал на себе любопытный взгляд молоденькой кассирши. Прости, не сегодня, моя прелесть.

Симон перечитал подробный анализ геологического состава острова. Почва Морнезе была по преимуществу дерново-карбонатной. «Неглубокий почвенный слой формируется на известковой материнской породе и включает в себя горизонт А темного цвета, каменистый и комковатый, с большим количеством гумуса, прикрывающий более или менее измененную породу». Понять вообще невозможно, но вроде бы речь шла о редком для севера Франции и очень своеобразном составе почвы.

Симон извлек большую геологическую карту острова. На круглом пластиковом столике ее не разместить, и он сложил карту, чтобы сосредоточиться на нужном участке, на зоне NA, на Сангвинариях — землях, которые возделывал в 1914 году Люсьен Верже. Это был совершенно особенный участок: «Почва довольно бедна гумусом, с низкой кислотностью; глинистая основа; хороший дренаж и постоянное снабжение водой».

Убрав карту, стал перебирать листки из досье. Остановился на архивах, касавшихся молодого фермера Люсьена Верже. Опись имущества, сделанная после его смерти. Списки оборудования, купленного, когда он еще работал, очень дорогого для того времени. Еще раз перечитал письма Люсьена Верже:

Я получил твое «сокровище»… Я и не знал, что в недрах острова Морнезе таится подобное богатство… Вы получите еще несколько образчиков из моей коллекции. У меня их несколько десятков, и я не намерен на этом останавливаться. Из-за всеобщей мобилизации на проклятую войну мне, возможно, придется все на время отложить. Но вы прекрасно понимаете, что это не так важно.

У Симона не осталось ни малейших сомнений.

Взять хотя бы само название — Сангвинарии. Если подумать, то все так очевидно!

Он перечитал письмо мадам де Севинье:

Итальянец Мазарини завоевал двор своим талантом оратора, чутьем в политических интригах и глубокой эрудицией, но главным образом — своим богатством, которое приобрел благодаря маленькому острову Морнезе. Это единственное в своем роде сокровище, от которого он был без ума, при помощи которого сумел подкупить французскую аристократию, это неисчерпаемый источник богатства, которым восхищался французский двор. Без этого сокровища коронация Людовика XIV не была бы столь великолепной.

Сведения, собранные Жаном Реми, со всей очевидностью указывали, что это за сокровище.

Симон закрыл папку и торопливо направился к выходу. Юная кассирша робко улыбнулась ему вслед. Симон постоял несколько минут, дожидаясь, пока свежий ночной воздух взбодрит его, потом вытащил мобильник.

— Клара?

— Каза? — В трубке слышалось тяжелое дыхание.

— Клара, ты где?

— На лестнице. Двести двадцать три ступеньки. Потом расскажу.

— Клара, думаю, я разгадал секрет Безумства Мазарини. Почва острова обладает исключительными свойствами, это редкая и сложная смесь. Особенно там, где находятся развалины аббатства. Такая земля встречается всего в нескольких уголках Франции. Не буду грузить тебя подробностями…

— Да что в ней такого особенного, в этой почве? — спросила Клара, продолжая спускаться.

— Примерно такая же почва там, где делают лучшие французские вина. Борделе. Бургундия. Этот молодой фермер, Люсьен Верже, был виноградарем. Безумство Мазарини — это вино, одна из лучших марок вина!

Клара резко остановилась. Лестницу маяка освещали редкие маленькие светильники, и отец Дюваль, спускавшийся следом, едва не налетел на нее.

— Отец Дюваль, вы разбираетесь в винах?

— Неплохо, — ответил тот слегка удивленно.

— Держите, вы поймете лучше меня. — И, не дав священнику возразить, сунула ему телефон.

— Алло? Это Дюваль, начальник летнего лагеря.

— Вы что-нибудь понимаете в винах?

— У меня в погребе около тысячи бутылок.

— Отлично! — завопил Симон. — Безумство Мазарини оказалось вином! Если хорошенько подумать, это совершенно очевидно. Сангвинарии — название виноградников, известное со времен Средневековья. Одно из лучших французских вин, которое давно делали монахи-бенедиктинцы, и Мазарини его обнаружил. Потом его производить перестали — революция, аббатство было разрушено, ссоры из-за наследства. Участок был слишком мал, слишком далек от всего. О нем забыли. И не вспоминали — до тех пор, пока в девятьсот четырнадцатом молодой фермер Люсьен Верже не начал снова производить красное вино острова Морнезе.