Анри Кок - Гостиница тринадцати повешенных

– А Бибиана?..

– Бибиана все знала, отчего и захворала, бедняжка. Она понимала, что гибель кардинала или Анри де Шале для меня будут равно чувствительны. Вчера вечером, угадав по суете, которая происходила в гостинице после проезда господина де Ришелье, что роковая минута близка, она более уже не колебалась. Спустя полчаса после исчезновения ларошельцев, которые, вероятно, устроили себе засаду около Флери, притворившись, что ложится спать, она удалила свою матушку и под прикрытием ночной темноты выбралась из комнаты через окно, вышла на большую дорогу и пустилась бежать в Париж.

– Пешком?

– Пешком!.. Я только что вернулся из Люксембурга и, усталый, крепко заснул; как вдруг слуга, который, к счастью, часто сопровождал меня в «Форсиль» и, следовательно, знал Бибиану, пришел разбудить меня. Ах, мой друг, какая жалость! У бедняжки ноги были в крови! Она совсем уже не могла стоять и едва переводила дух. Однако же у нее достало силы, чтобы рассказать мне обо всем… потом… лежа на моей постели… куда я велел ее перенести, она с улыбкой пожала мне руку… с улыбкой! Дорогая моя, как она меня любила! И сказала мне: «Ты ведь спасешь своего кузена, не правда ли? И в награду за то, что я сделала для него… и для тебя… пощадишь моего отца…» Затем она закрыла глаза. Я думал, она уснула! В расстройстве, в которое повергло меня это открытие, я не замечал, что ее рука холодела… леденела… О! Виноват ли я в том, что забыл на несколько минут и честь и жизнь Анри де Шале, и опасность, угрожавшую моему благодетелю, кардиналу де Ришелье, когда заметил, что она не дышит уже более!.. Милая моя Бибиана! Увы, все мои старания возвратить ее к жизни оказались тщетными! Призванный доктор убедил меня только в печальной истине: она покинула эту землю! Она вознеслась на небо молиться обо мне! Остальное вам известно, Паскаль. Вам тоже, похоже, пришлось вынести этой ночью жестокие испытания, но вы, однако, вышли из них победителем. Сколько же у вас силы и храбрости! Как-нибудь потом вы мне расскажете обо всем, мой друг! Теперь же нашей единственной мыслью должно быть спасение кардинала… или скорее Анри де Шале, потому что я убежден, что граф не будет иметь успеха в своем смелом предприятии. У кардинала везде шпионы… Извещенный, он, должно быть, уже принял меры…

– Это несомненно, и я только что получил тому доказательство из уст баронессы де Ферье, которую чуть было не убил ее племянник, Фирмен Лапрад, секретарь графа. Спасенная мною, она поведала мне, что этот презренный хвастал перед ней этой изменой.

– Фирмен Лапрад! Он предал Анри! О Боже! Неужели вокруг нас одни лишь подлецы и негодяи в этом мире?.. И вы говорите, Лапрад хотел убить госпожу де Ферье?

– Да, но… помните, господин маркиз, что нас теперь прежде всего заботит граф де Шале! Что вы намерены предпринять?

– Во-первых, я хочу во чтобы то ни стало помешать ему отправиться этим утром во Флери…

– Но ларошельцы, возможно, уже там, у кардинала?

– Возможно. Однако же они, вероятно, ничего не станут предпринимать, не получив последнего приказа или сигнала…

– Вы правы; главное – немедленно увидеться с господином графом. Где мы можем его найти?

– В замке Фонтенбло, где у него комнаты рядом с покоями монсеньора герцога Анжуйского.

– Хорошо. Значит, сделаем так: после того как мы убедим его, вы вместе ним отправитесь к другим вельможам, я же разыщу ларошельцев и волей-неволей заставлю их… Но что, если граф не знает, где сейчас эти люди?

– Действительно… О! Но герцогиня-то де Шеврез не может этого не знать… должна знать. И она нам это скажет… нужно сделать так, чтоб сказала!

Была половина пятого, когда наши всадники въехали в Фонтенбло. Начинало светать.

Изнуренные лошади едва держались на ногах. Они, бедные, проделали четырнадцать миль без отдыха! Чтобы дать передохнуть животным, равно как и затем, чтобы не обращать на себя внимания жителей, Жуан и Паскаль пересекли город неспешной рысью. Достигнув замка, охраняемого ротой швейцарцев и ротой лейб-гвардейцев, они спешились.

У решетки их встретил капитан гвардейцев – господин де Бертеваль.

Этот Бертеваль хорошо знал Жуана де Сагрера, который, подавая ему руку, сказал с притворной веселостью:

– Черт возьми! Любезный друг, как я рад, что именно вы дежурите сегодня ночью! Мне необходимо передать одну очень важную новость моему кузену Анри де Шале; для этого мы с моим другом, господином Паскалем Симеони, едва не загнали лошадей. Я буду вам крайне признателен, если вы немедленно проведете нас на половину господина главного гардеробмейстера его величества.

В то время как Жуан говорил, Паскаль с беспокойством заметил какое-то смущение на лице Бертеваля.

Он улыбался пажу, но улыбался принужденно.

– Ну, так как? – продолжал Жуан, видя, что капитан не трогается с места.

– Господин маркиз де Монгла, – сказал Бертеваль, – я очень сожалею, что полученный мной указ вынуждает меня сделать нечто очень неприятное для вас. Но…

В это время решетка затворилась и взвод вооруженных солдат встал в нескольких шагах от Жуана и Паскаля.

– Но, – продолжал капитан, – по приказу кардинала, господин маркиз Монгла, господин Паскаль Симеони, я вас арестую. Ваши шпаги, господа!..

Жуан побледнел, Паскаль машинально смерил глазами высоту решетки.

Пленники! Оба арестованы! И тогда, когда им так нужна свобода, чтобы заняться спасением графа!

И арестованы по приказу кардинала! Нет больше сомнений: кардинал узнал обо всем и вследствие этого отдал приказ, на случай, если друзья Анри де Шале явятся спасти его, не допускать их до графа.

В первом порыве гнева – или скорее горя, горя от своего бессилия, – Жуан де Сагрера вскричал было, но Паскаль наклонился к нему и шепнул на ухо:

– Ни слова! Что это даст? Пусть нас ведут куда надо. Случается же иногда, что птица вылетает из клетки!.. Будем надеяться!

Однако как мог Ришелье узнать о вмешательстве в это дело Жуана де Сагрера и Паскаля Симеони? В особенности, Паскаля Симеони?

А вот как.

Когда, по совету командора де Валансе, Анри де Шале признавался в своей вине пред кардиналом, то сей последний, как известно, уже несколько часов как был в курсе заговора.

Кто же мог столь обстоятельно просветить господина де Ришелье? Читатель, думаю, уже догадался, что это был не кто иной, как господин де Лафемас.

Войдя в мельчайшие подробности этого дела и представив министру список главных заговорщиков, Лафемас, однако, несмотря на все свое усердие, так и не сумел разузнать имен второстепенных соучастников, на вопросы же первого министра о других особах, которых можно было бы заподозрить в измене если не в делах, то в мыслях, он высказал свое мнение.