Дональд Рэй Поллок - Дьявол всегда здесь [litres]

Эрвин сунул фотографию в карман рубашки и бросил кошелек толстяку на грудь. Потом открыл бардачок, но не нашел ничего, кроме дорожных карт и катушек пленки. Снова прислушался, не едут ли машины, отер с глаз капли пота. «Думай, твою мать, думай», – приказал он себе. Но единственное, что он знал наверняка, – отсюда надо по-быстрому убираться. Забрав спортивную сумку, он отправился на запад по выжженным рядам кукурузы. Уже зашел в поле на двадцать метров, но вдруг остановился и обернулся. Поспешил к машине, прихватил две катушки из бардачка, закинул в карман. Потом достал из сумки рубашку и вытер все, до чего мог дотронуться. Насекомые снова загудели.

Эрвин решил держаться подальше от дорог, и в Мид вошел уже за полночь. Посреди города, сразу рядом с Мейн-стрит, нашел низкий кирпичный мотель под названием «Сайото-Инн», на котором еще горел знак «Свободные места». Он еще никогда не останавливался в мотелях. Клерк – понурый парень ненамного старше его самого – уставился в старый черно-белый телевизор в углу, – там шел фильм «Эббот и Костелло встречают мумию». Номер стоил пять баксов за ночь. «Полотенца меняем через день», – сказал клерк.

В номере Эрвин разделся и долго стоял под душем, пытаясь полностью отмыться. Нервный и изможденный, улегся на покрывало и глотнул из бутылки виски. Чертовски хорошо, что он не забыл ее прихватить. Заметил на стене маленькую картинку с Иисусом на кресте. Когда ходил отлить, перевернул ее. Слишком уж напоминала о той, что висела на кухне у бабушки. К трем ночи он напился так, что наконец отрубился.

Проснулся на следующее утро под десять, когда приснилась женщина. Во сне она выстрелила в него так же, как вчера, только в этот раз попала прямо в лоб, и это он умер, а не она. Остальные подробности припоминались смутно, но она, кажется, его сфотографировала. И ему даже захотелось, чтобы так оно все и было. Эрвин подошел к окну и выглянул за штору, почти уверенный, что парковка будет забита патрульными машинами. Пока курил, смотрел на уличное движение по Бридж-стрит, потом опять принял душ. Одевшись, сходил в контору и спросил, можно ли продлить номер еще на день. На посту все еще сидел парень со вчерашней ночи. Он спал на ходу и без конца жевал розовую жвачку.

– Похоже, ты перерабатываешь, – сказал Эрвин.

Парень зевнул и кивнул, потом пробил на кассе еще одну ночь.

– Кому ты рассказываешь, – бросил он. – Здесь хозяин мой батя, так что я когда не в колледже, то, считай, его раб, – он вернул сдачу с двадцатки. – Но лучше уж так, чем во Вьетнам.

– Да, наверно. – Эрвин убрал банкноты в кошелек. – Здесь была едальня под названием «Деревянная ложка». Она еще работает?

– Конечно, – парень подошел к двери и показал вверх по улице. – Просто иди до светофора и поверни налево. Увидишь напротив автовокзала. Чили там у них обалденный.

Эрвин постоял несколько минут у дверей «Деревянной ложки», глядя на автовокзал и пытаясь представить, как уже больше двадцати лет назад отец сходит с «Грейхаунда» и впервые видит мать. В закусочной заказал яичницу с ветчиной и тостом. Хотя Эрвин ничего не ел со вчерашней шоколадки, сейчас обнаружилось, что он не особенно голоден. Наконец подошла старая морщинистая официантка и молча забрала тарелку. Почти на него не взглянула, но он, уходя, все равно оставил ей доллар на чай.

Как только Эрвин вышел, мимо на восток пронеслись три патрульных машины со сверкающими огнями и вопящими сиренами. Сердце на миг екнуло в груди, а потом затрепетало. Он прислонился к кирпичной стене здания и попытался закурить, но руки слишком тряслись, чтобы зажечь спичку, прямо как у той женщины вчера вечером. Сирены вдали затихли, он достаточно успокоился и смог-таки закурить. Тут в переулок рядом с вокзалом заехал автобус. Эрвин смотрел, как выходит десяток с чем-то человек. Парочка – в военной форме. Водитель – щекастый мужчина с кислым лицом, в серой рубашке и черном галстуке – откинулся на сиденье и натянул на глаза кепку.

Эрвин вернулся в мотель и весь остаток дня мерил шагами зеленый протоптанный ковер. Законники поймут, что он убил Престона Тигардина – это лишь вопрос времени. Не было ничего более идиотского, чем решение внезапно бежать из Коул-Крика, осознал парень. Что может быть очевидней? Чем дольше он ходил, тем яснее становилось: застрелив священника, он запустил в действие то, что будет преследовать его до конца жизни. Нутром он чуял, что должен немедленно покинуть Огайо, но не мог уйти, не взглянув еще разок на старый дом и молельное бревно. Что бы ни случилось, говорил себе Эрвин, надо разобраться с мыслями об отце, которые по-прежнему глодали его сердце. До тех пор ему не будет покоя.

Парень задумался, сможет ли еще когда-нибудь в жизни отмыться. В номере не было телевизора, только радио. Единственная станция без помех, которую он нашел, играла кантри. Он убавил громкость и попытался уснуть. Время от времени в соседнем номере кто-то кашлял, и звук напоминал о женщине, которая давилась кровью. Когда настало утро, она по-прежнему не шла у Эрвина из головы.

– Соболезную, Ли, – сказал Хаузер, когда подошел Бодекер. – Пиздец какой-то.

Он стоял рядом с универсалом Карла и Сэнди. Был вторник, около полудня. Бодекер подъехал только что. Фермер нашел тела приблизительно около часа назад, остановил на шоссе грузовик «Вандер Бред». На дороге один за другим выстроились четыре патрульных автомобиля, и вокруг стояли люди в серой форме, обмахивались шляпами и ожидали дальнейших приказаний. Хаузер был старшим помощником Бодекера – единственным, на кого он мог положиться в чем-то серьезнее мелких краж и штрафов за превышение. Что до остальных, то шериф не доверил бы им и переводить детей через дорогу перед школой с одним классом.

Он глянул на тело Карла, потом посмотрел на свою сестру. Помощник уже сказал по рации, что она мертва.

– Господи, – и голос у него чуть не надломился. – Господи Иисусе.

– Да уж, – сказал Хаузер.

Бодекер сделал несколько глотков воздуха, чтобы успокоиться, и сунул солнечные очки в карман.

– Дайте мне побыть наедине с сестрой пару минут.

– Конечно, – сказал помощник. Подошел к остальным, что-то тихо им сказал.

Присев возле открытой пассажирской двери, Бодекер пригляделся к Сэнди – морщинки на лице, гнилые зубы, потускневшие синяки на ногах. Она всегда была бедовой, но все-таки его сестрой. Он достал платок и вытер глаза. На ней были короткие шортики и облегающая блузка. Все еще одета как шлюха, подумал он. Сел на переднее сиденье, придвинул ее к себе и заглянул за плечо. Пуля прошла навылет через шею и вышла у спины, слева от позвоночника, в нескольких сантиметрах ниже входного отверстия. Теперь застряла в обивке дверцы со стороны водителя. Перочинным ножом Бодекер ее выковырял. На вид девятимиллиметровая. Рядом с педалью тормоза он заметил пистолет двадцать второго калибра.