Вячеслав Демченко - Четвертый бастион [litres]

Вообще свойственное славянам пренебрежение формальностями, даже такими строгими как воинский устав, особо отличали «пряничное войско России», то есть черноморских пластунов, а вернее говоря – разведчиков или если уж совсем близко к истине, то диверсантов.

Об этих воинах слагались песни и легенды, в XVIII веке татары называли их урус-шайтан, свои – пластунами. Может, потому, что зачастую им приходилось часами неподвижно лежать пластом, слившись с землей, и вести наблюдение? Или же назвали их так за способ скрытного перемещения, ведь украинское «плазувати-пластувати» [46] С твердым і на конце («Ы» в русской орфоэпии). и означает «ползти на животе»?

История пластунов на государевой службе началась в 1787 году. За заслуги в очередной Русско-турецкой войне и для охраны рубежей империи, впрочем, и по просьбе самих запорожцев, они по указу Екатерины II от 30 июня 1792 года переселились на Кавказский кордон и стали Черноморским казачьим войском. Здесь, в предгорье, запорожцы нашли не только степи и плавни, как на Днепре, но и новых врагов, как в Диком поле.

Северный склон Кавказа и равнина за Кубанью были заселены воинственными горскими племенами, известными под общим названием черкесов. Науськиваемые турецкими имамами, они под зеленым знаменем газавата стали разорять казаков набегами, угоняя людей, стада, выжигая поля. Любя свою свободу и ни во что не ставя свободу другого, абрек [47] Вообще-то бандит, но в понимании горца – герой. Справедливости ради – столь же сомнительный борец за веру, как и сами запорожские казаки, немало промышлявшие откровенным разбоем. темной ночью или туманным днем пробирался на русскую сторону, уничтожал, резал-жег все и вся, что или кого нельзя было утащить с собой. Разбой воспевался как геройство, спокойная жизнь презиралась, клятвы о мире с «гяурами» мало чего стоили.

Для успешного отпора такому врагу казакам пришлось с ходу овладевать принципиально новой тактикой – не гнаться за противником на лихих конях степью, а сделаться пешими следопытами в нескончаемых плавнях, воевать малыми силами. Ясно, такого рода практика не могла быть подчинена какому-то уставу или контролю, и потому пластуны изначально были предоставлены собственной изобретательности, действовали на свой страх и риск.

Отсюда и оригинальная тактика пластунов, называемая «волчья пасть и лисий хвост», так или иначе связанная с понятием сакмы.

Здесь это тюркское словцо, буквально означавшее «след человека или зверя», понималось куда шире. Еще запорожцы «слушали сакму», прислонив ухо к земле и слыша гул копыт татарской орды, говорили: «сакма гудэ». Пробираясь тайными тропами в плавнях, пластуны тоже читали сакму, как книгу, чутко прислушиваясь к звукам, присматриваясь – о передвижении людей заявляли всполошенные птицы, вражескую засаду выдавали тучи клубившейся мошкары.

Там, где обе противоборствующие стороны хитры и отважны, часто исход дела решало то, кто ранее возьмет чужой след или, наоборот, искусно спрячет собственный, иначе говоря, кто лучше «слушает» или «путает сакму». А путали – петляя, идя вперед спиной и прыгая на одной ноге. Искусство растворяться на местности, чуткое ухо, зоркий глаз и точный выстрел заменяли пластунам численное превосходство. А уж стрелками пластуны были такими, что поражали цель в полной темноте, молниеносно стреляя на ржание лошади, вспышку выстрела, всплеск в камышах, как говорили сами – «на хруст».

А ежели и не «на хруст», а в открытом бою, то, к примеру: 13 сентября 1854 года, на четвертый день пребывания в осажденном Севастополе, 120 пластунов под Балаклавой уничтожили тактикой «прохождения сквозь конный строй» два французских полуэскадрона, рассеявшись по полю и не спеша перестреляв всех мчавшихся на них кавалеристов. После боя еще шутили: «На Кавказе и не такие рубаки, как эти, и сабли там получше, но мы не помним такого, чтоб пластун со штуцером в руках и вдруг был изрублен в бою».

Даже французский главнокомандующий маршал Сент-Арно сетовал: «Какие-то казаки парализуют осадные работы, поголовно выбивая прислугу штурмовых батарей».

Русский же главком князь Горчаков отметил в приказе: «Служение пластунских батальонов при блистательной храбрости выходит за черту обыкновенных военных заслуг».

Сами же пластуны особого героизма в своих действиях не видели: «Хвалили нас в Севастополе бог весть за что. А мы привыкли службу нести ровно и сроду промаха не давали».

Одевалось «пряничное войско» как горцы, причем самые бедные, – в черкесский бешмет, изодранный и кругом латанный. На голове – вытертая папаха, в знак беззаботной лихости заломленная на затылок, а на ногах для бесшумной ходьбы – мягкие чувяки из кожи. Для пущей маскировки носили бороды. От прочих казаков отличались как платьем, так и походкой – ходя неуклюже, как бы нехотя, сурово глядя из-под нависших бровей. Таков был пластун и на Кубани, и в Севастополе, и на Балканах. При себе у него всегда был верный дальнобойный штуцер с деревянным набойником, кинжал и разные причиндалы: пороховница, сумка с пулями, пара гранат, огниво, отвертка, масленка, шило, запас сухарей, котелок. Порой брали в поход балалайку или скрипку. В плен не сдавались, раненых не бросали, павших хоронили на месте или уносили с собой.

В качестве ответного комплимента Сент-Арно можно сказать, что подобной военной искусностью и оригинальностью среди союзников могли похвастаться разве что французские зуавы, прошедшие выучку в песках Сахары не худшую, чем пластуны в кубанских плавнях.

Шли молча, маршевым шагом (мало чем отличным, правду сказать, от британского строевого), и даже придерживали, чтоб не звякали, традиционные sporrans – кожаные кошели на звонких цепочках, отделанные кисточками и служившие у кого вместилищем личного скарба, а у кого и капсюльной сумкой, чтобы под рукой была и не таскать с бедра штатную. А то пока вспомнишь в горячке боя – где там капсюли, где патроны, где пули к ним.

Может, именно эти белые помпончики конского волоса в три ряда по три и выдали в темноте почти неслышно подкравшуюся колонну стрелков?

Уже можно было, выглянув из оврага, не только увидеть юркие фигурки и тачки русских саперов в неровном свете ламп, закрытых колпаками в сторону неприятеля, но и услышать их голоса и скрип колес. Уже к шотландцам присоединился полк легкой пехоты, как определил Рональд по черным киверам с белыми помпонами, и полк зуавов, совершенно переставших привлекать внимание горцев своим мусульманским нарядом.

Оба эти полка подошли слева, с французского крыла. Офицеры уже сошли с лошадей. После короткого совещания было послано за ракетчиками, и через минуту те явились со своими станками-треножниками и ящиками снарядов.