Антонио Гарридо - Скриба

Спустя несколько минут после назначенного времени Ценон действительно появился. От него пахло вином, но не сильнее, чем утром, когда Исам договаривался с ним. Молодой человек заплатил ему обещанное, и все вместе они направились к темнице.

Терезу удивило, что заключенных содержат в ямах, выдолбленных в скале, которые обычно набивают снегом, и летом хранят в них продукты. Зимой же, когда в этом нет необходимости, их используют как амбары, а в случае надобности – и как тюремные камеры.

– В других местах в них обычно сажают воров, а у нас – убийц и разбойников, – объяснял Ценон, словно был тут главным. – Кидают их в яму, и они сидят там, пока не подохнут как последние твари. Иногда, в зависимости от преступления, им бросают хлеб, и тогда одно удовольствие смотреть, как они дерутся из-за каждой крошки.

Исам попросил его не вдаваться в подробности, но Ценон продолжал болтать, будто Терезы тут и не было, и только когда молодой человек схватил его за грудки, умолк.

Темница находилась в подвале, расположенном под кухней, и попасть туда можно было или из винных погребов, или через вход рядом с конюшней. Они воспользовались первым проходом, так как второй, по которому на лошадях подвозили снег, был слишком неудобен.

Уже на месте они встретились с Грацем, и тот велел им поторопиться, так как второй стражник, забавляющийся с проституткой, может в любой момент вернуться. Ценон и Исам спустились в камеру по принесенной Грацем деревянной лестнице, а Терезу оставили наверху, чтобы, по выражению врача, не путалась под ногами. Оттуда она видела, как Ценон, осмотрев культю, покачал головой. Отец еле ворочал языком, лишь громко застонал, когда Исам приподнял его перед осмотром. Врач дал ему чего-то выпить для бодрости, однако Горгиаса моментально вырвало. Выругавшись, Ценон вылез из ямы.

– Иди, если хочешь, – буркнул он Терезе.

– Как он? – спросила девушка.

Врач сплюнул, глотнул той же жидкости, которую предлагал больному, и молча ушел. Девушка в сердцах пожелала ему того же, что минуту назад произошло с отцом. Исам поторопил ее, и она спустилась.

Отец с изумлением взглянул на нее.

– Это ты? – выдохнул он.

Тереза обняла его, пряча залитое слезами лицо.

– Неужели это ты, малышка?

– Да, отец, это я, Тереза. – Не в силах сдерживаться, она поцеловала его, и лицо Горгиаса тоже стало мокрым. Однако отец почему-то почти не смотрел на нее, будто глаза ему не повиновались.

– Я вытащу тебя отсюда, все будет хорошо, – пообещала девушка, покрывая его щеки и лоб поцелуями.

– Документ…

– Что ты сказал, отец?

– Пергамент… – прошептал он, и глаза его закатились, превратившись в два мутных пятна.

Тереза забилась в рыданиях.

– Я слышу какой-то шум, – сказал Исам, однако девушка не обратила на него внимания, а когда он взял ее за руку, вырвалась.

– Sic erunt novissimi primi, et primi novissimi 65 65 «Так будут последние первыми, и первые последними…» ( лат. ). Евангелие от Матфея. 20:16. … – еле слышно просипел Горгиас.

– Пойдем, или нас поймают! – выкрикнул Исам.

– Но я не могу оставить его здесь! – всхлипнула Тереза.

Исам заставил ее встать и вылезти наружу, пообещав, что обязательно вернется за отцом, а сейчас им пора уходить. Грац вытянул лестницу как раз в тот момент, когда, мурлыча себе под нос и почесывая причинное место, вернулся прежний караульный. Он удивился незваным гостям, однако несколько монет заставили его поверить, будто Исам и Тереза случайно забрели сюда с кухни. Покидая темницу, девушка понимала, что живым отец отсюда не выйдет.

Они решили укрыться на одном из судов, пришвартованных у пристани, где можно было рассчитывать на защиту верных Исаму людей. Поужинав вместе с ними, они ушли ночевать на корму. Девушка устроилась на лавке, Исам укрыл ее, дал глоток крепкого вина, чтобы согрелась, и нежно обнял. В его объятиях Тереза немного успокоилась и, сама не заметив как, склонила голову ему на грудь.

Тереза рассказывала Исаму об отце: о его преданности своему делу; о ночах, когда она вставала и разогревала ему еду, а он писал при свете свечи; о его стараниях привить дочери любовь к чтению, научить не только латинскому, но и греческому, познакомить с заповедями и Священным писанием; о том, как часто он вспоминал Константинополь, чтобы дочь тоже не забывала родной город.

Девушка опять заплакала и стала умолять Исама освободить отца, поскольку в темнице его ждет неминуемая гибель. Молодой человек ответил, что должен поговорить с Алкуином, чем немало удивил Терезу.

– С Алкуином? А он-то здесь при чем?

Оказывается, Уилфред сказал Исаму, что, была бы его воля, он бы уже казнил Горгиаса.

– По-видимому, именно Алкуин воспрепятствовал этому, пока загадка не будет разгадана.

– Какая загадка? – Девушка опять устроилась у него на груди.

– Я задал тот же вопрос, однако граф пробормотал что-то невразумительное и сменил тему разговора. Самое главное, твой отец жив, и это настоящее чудо, если учесть, что пропавшие девочки были с ним.

– Но ты ведь понимаешь…

– Дело не в том, что понимаем мы с тобой, а в том, что думает по этому поводу Алкуин, так как распоряжается он, и убедить вытащить Горгиаса из темницы нужно тоже его.

Тереза даже не представляла, насколько велико могущество этого человека, но Исам открыл ей глаза.

– Выше него стоит только монарх, – объяснил он. – Простой в обращении худой и нескладный монах с утонченными манерами – это лишь образ, за которым скрывается человек, железной рукой управляющий всей церковью. А кто управляет церковью, контролирует и империю. Он руководит Карлом Великим, он – его светоч, его опора. Кто, если не он, подвиг короля на создание Admonitio Generalis 66 66 Всеобщее увещание ( лат. ). – программного капитулярия, которому подчиняется любой подданный, неважно – священник или крестьянин? Именно он запретил кровную месть, не велел в воскресенье работать и торговать, а также устраивать охоты и даже казни, приказал кающимся грешникам прекратить свои безумства. Алкуин Йоркский – надежный союзник, но опасный враг.

Нарисованный Исамом портрет поразил Терезу, поскольку, несмотря на свою проницательность, она всегда считала Алкуина чуть выше обычного священника. Теперь девушка поняла, почему так легко получила приют, работу, а потом и земли в Фульде.

Когда Исам ушел расставлять ночных дозорных, Тереза свернулась калачиком под одеялом и сделала большой глоток вина, чтобы лучше думалось, но вместо этого у нее слегка закружилась голова. С момента знакомства с Алкуином ее мнение о нем менялось так же резко и часто, как меняет курс попавший в водопад орех. Иногда он ей помогал, гораздо чаще – смущал и запутывал, а в последнее время – пугал не хуже исчадия ада, уродливого олицетворения зла. Девушка была убеждена, что это он ради обладания Библией в изумрудном переплете убил юного стражника, ведь только ему она показала то место с таинственной записью.