Александр Трапезников - Язык его пропавшей жены

— Первым из них был момент вторжения индоевропейцев на территорию, занимаемую древнеевропейцами. Образ верховного Бога индоевропейцев, проникший в религию аборигенов Европы, был связан с Солнцем и идентичен во всех индоевропейских культурах. Культ этого Дэуса-Тиуса-Тиу-Яровита-Свентовита — Перуна-Юпитера, вооружённого ваджрой, булавой или стрелами, стал вытеснять всю предшествующую религию, вследствие чего и возник основной миф индоевропейцев, качественно отличный от не менее «основного», но полностью ему противоположного мифа древнеевропейцев. При сходстве сюжета и фабулы мы имеем лишь разную точку зрения: для культуры Великой Матери змея и земля священны, для культуры номадов-колонизаторов, этих конкистадоров древнейшего мира, нет большего врага, нежели змеи — «духи местности» той земли, с которой индоевропейцев ничего не связывало.

Сделав очередную паузу, поглядев в окно на проплывающие дома и переулки и жителей Ногинска, он сказал:

— На этом этапе мы наблюдаем любопытнейшее превращение материнских Богинь в элемент пантеона патриархальной цивилизации. Например, древняя Богиня Венера (Утренняя звезда, Аврора, Кибела) перерождается в такого же светлого Люцифера, ставшего демоном лишь с наступлением христианства. В «ураническую эпоху», затронувшую весь мир от Пиренеев до Центральной Азии по окончании неолита, правителем мира Богов и людей является Солнцебог… На следующем этапе всё еще больше усложнилось и запуталось. Появилась дуалистическая модель, чётко расцвечивающее «Белое» с «Чёрным» и всячески отрицая возможность их взаимоперехода. Тут уже Люцифер превращается в демона. Появляются и образы «Белобога» и «Чернобога», так или иначе стянувшие на себя силу Богинь матрического периода. Это особенно ясно видно в образе Астарты (германской Остары), ставшей в концепции христианского демонизма падшим духом по имени «Астарот». О ней еще в «Фаусте» говорится.

— Это я читала, — созналась Марина.

— А общим выводом из всего сказанного должно стать вот что. Единство и борьба, а точнее — взаимодействие и взаимовлияние двух компонентов арийской души, то есть древнеевропейского и индоевропейского, матрического и чаромутного, — это и есть основная пружина любого мировоззрения, возникшего на территории Европы после вторжения туда индоевропейцев в середине III тысячелетия до новой эры. Через неё вся история тайных мужских союзов, знахарства, вотанизма, тамплиерства, альбигойства, монтанизма, иезуитства, инквизиции, марксизма даже и так далее становится нам более понятной и объяснимой.

— Начёт марксизма — это вы хорошо сказали, — одобрил Вадим. — Терпеть его не могу.

— А кто может? — бросил ему Иван.

— Ну, не знаю. Спецслужбы, наверное. ОМОН всякий. Это ведь тоже как бы тоталитарная секта.

— Чем же вам ОМОН-то не угодил? Небось, как прижмет, сразу к нему с Болотной площади побежите.

Между ними уже начиналось некое ревнивое соперничество. Так подумал Велемир Радомирович, не желая умолкать:

— В любопытном исследовании Франца Кислинга, посвященном «Загадке земляных пещер», есть, к примеру, любопытное предположение. Древнейшую Европу якобы населяли гномы и карлики, ростом не более ста сантиметров. Эти крохотные существа рыли себе причудливые норы и обитали прямо в земле, видимо, почитая ее в качестве матери и Богини. Среднеевропейские гномы, или кобольды, карлы и горные человечки жили, по Кислингу, всюду, где мы находим дольмены и земляные ходы, то есть по всей территории Европы. В ирландских сказаниях они именуются «хульду фолк», что в переводе означает «древний народ», «старшие». Это те самые «белые альвы», которых иначе именуют «эльфами», «сидами» или «Жителями Холмов». Почему-то сейчас среди «продвинутой» молодежи очень распространены ролевые игры в этих самых гномов, троллей и эльфов. Не пробуждается ли генетическая память на исходе времен? Как версия. И почему у многих народов мира в легендах и сказаниях всегда упоминаются эти «маленькие человечки»?

— Еще и «зеленые», — добавила Марина.

— Затем их потеснили менее теллуричные индоевропейцы, и все рассказы о гномах, донесенные до нас в сказках, преданиях и легендах, — это не что иное, как всего только память о древнейшем столкновении индоевропейцев с аборигенами Древней Европы. Своего рода отголосок их удивления, наступившего при контакте с «абсолютно иным народом» в самом начале эпохи бронзы. Что ж, конечно, Кислингу можно и не верить, связав всю его идею со сказками братьев Гримм или с психическим расстройством.

— Да уж! — согласился Вадим.

— Но неверие — всегда один из самых худших аргументов в научном споре, — возразил Толбуев. — Ведь можно поставить вопрос иначе: а не был ли образ «земляных лилипутов» своего рода «жупелом», созданным против матриархально-теллурического народа его покорителями-индоевропейцами? Либо же — не являлось ли это «политическим клише», плодом «истории, написанной победителями»? То есть, в данном случае, индоевропейцами. И даже если подобного рода цверги — не просто остроумное измышление полемистов, но реально существовавший народ, как были убеждены в том Парацельс, Агриппа, Ганс Гёрбигер и многие другие уважаемые люди, то и в этом случае их врожденная тяга к земле — как носительнице Жизни и Силы — это памятник некой ушедшей эпохи. И один из самых странных отголосков одной из самых великих и загадочных войн за всю историю человечества.

Перед Черноголовкой остановились, прошлись немного по зеленой травке, а потом за руль села Марина.

— Следующим буду я, — потребовал Вадим. — Не люблю все время чувствовать себя пассажиром. Это меня угнетает и расслабляет до безобразия.

— Вы правы, — кивнул Марк Иванович. — Расслабляться нам никак нельзя.

— Главные приключения впереди, — добавил Велемир Радомирович.

— Да что вы все о каких-то приключениях толкуете? — возмутилась Марина. — Хоть намекните, чтобы подготовиться. А то я в дерево врежусь.

— Если б знать!.. — вздохнул Толбуев. — Но тогда это были бы просто серые и унылые будни человечества. Ведь большие знания — это и большие скорби.

Дальше ехали молча, чтобы не мешать девушке. Марина вела джип старательно. Это только блондинки нажимают на газ, когда надо тормозить, а брюнетки руль управления держат твердо. Впрочем, в определенные моменты жизни хорошо и то, и другое. А также и плохо. Но до Павловского Посада в дерево не врезались. И Электрогорск проскочили благополучно. Повезло. А после Ликино-Дулево за руль сел Вадим и все вздохнули с облегчением. Тут-то Велемир Радомирович и вспомнил о своих обязанностях «народного нейропросветителя»:

— Итак, на чем мы остановились?