Александр Трапезников - Язык его пропавшей жены

Вновь в горницу вошла Марфа Посадница, всем своим видом намекая, что гостям пора и убираться. Здорово она охраняла своего язычника-мужа от всяческих треволнений. Велемир Радомирович заговорил торопливее, стараясь досказать важные вещи:

— Для лучшего понимания судьбы поселенцев, локализованных в составе автохтонного населения, можно посмотреть эволюцию других колониальных городов, не обязательно русских. Вот, например, англичане, в Индии. Живут, естественно, вначале в крепостях, превращающихся затем в города. Но постепенно наплыв окружающего их коренного населения сначала разжижает, затем и вовсе растворяет их. Так что, в конце концов, они практически исчезают. И достижения цивилизации, организуемые исключительно для себя, постепенно переходят в руки тех, для кого они первоначально вовсе не предназначались. Такова судьба всех культурных анклавов.

— А некультурных? — показал зачем-то на себя рукой Черемисинов.

— Некультурными анклавами называются сельские местности, откуда мигранты проникают в города. Вроде киргизов, таджиков и чеченов. Плотность их заселения непрерывно возрастает, достигает критической массы и тогда, рано или поздно, начинается борьба за главенство, завершающаяся подавлением, порабощением, изгнанием или уничтожением прежних хозяев. И в дальнейшем — отрицание самого их существования, когда бы то ни было. То, что именно так произошло с древними славянами в Западной Европе, видимо, означает, что русское население, будучи просто культурнее окружающих автохтонов, жило преимущественно в городах. Что в исторической перспективе обрекало их на поражение в отсутствие поддержки окружающей среды. Это отражено в известных мифах. Великан Антей, задушенный невысоким Гераклом, погибает, лишенный поддержки земли… А отсюда следуют и «научные рекомендации» по правильной и необратимой колонизации. Вначале заселяются не города, а окружающая сельская местность, с вытеснением оттуда в изолированные «культурные центры» колонизируемых автохтонов. Затем следует необратимый захват этих центров. С заменой населения, культуры и соответственно языка. В первую очередь, именно языка.

— Но тоже самое происходит и в наши дни, — сказал Иван.

— Да, разумеется, и не только в России, всюду, — согласился Толбуев, прислушиваясь к тому, как Марфа Посадница на кухне принялась точить колун. Вжиг-вжиг…

— Принцип захвата остается тем же, — поспешно сказал он. — Вначале осваиваются окраинные и непрестижные городские трущобы, откуда начинается второй этап наступления, теперь уже собственно в центр, с вытеснением оттуда прежних хозяев. Которые надеются отсидеться в загородных коттеджах. Откуда их в один прекрасный момент тоже выбросят. Никакая охрана на Рублевском шоссе не поможет. Так происходит теперь в Западной Европе, успешно колонизируемой мусульманами и африканцами. И в США — латиносами и неграми. И конечно с нами, русскими, заселяемыми с юга среднеазиатами и кавказцами, а с Востока китайцами. Такая колонизация необратима, так как является «научно правильной».

— Куда бежать-то? — понурился Черемисинов.

— За пивом, — подсказала Катя. — Что-то в горле от всех этих ужасов пересохло.

Вновь в горницу вошла Марфа Посадница. С колуном на плече.

— А не испить ли нам пивка? — предложил Велемир Радомирович, сам уже стараясь поскорее уйти от ужасной Марфы Посадницы. Тоже наверняка язычница. Да еще и с уклоном в человеческие жертвоприношения и людоедство. Может, и пироманка к тому ж. И башмаки у нее никак не меньше сорок третьего размера. Но надо было договорить:

— Точно также происходило с американскими индейцами. Или с этрусками. Или со славянами на ныне германских землях. И совсем уж близкий пример — с коренным население города Грозный, который заложил еще в позапрошлом веке наш генерал Ермолов. Там ведь одни русские жили. Но теперь «таинственно исчезли». А пройдет лет сто — двести, и, возможно, историки точно так же будут вообще гадать о русском народе: кто они и куда так же внезапно испарились? История повторяется. Всё делается целенаправленно и планомерно. В строящемся Новом Вавилоне русским места нет, и не будет. Задумаемся пока не поздно.

— Задумались, — пробормотал Черемисинов. — Ну а дальше-то что?

— Тебе же ясно сказано: за пивом, — толкнула его Катя.

— Тут уж за водкой надо, — усмехнулся Толбуев. — Но вот таков научный ответ на вопрос, почему исчезли этруски, и почему это стало необратимо. Вовсе не потому, что русские были такие «добрые». Просто они, как англичане в Африке были «культурнее». Жили не сплошь на местности, а в выделенных городских анклавах. Что в перспективе и предопределило их обреченность. Но Европа, вероятно, также обречена. То же относится и к Израилю, окруженному арабами. И к США. И к современной России, к несчастью. Никакие преграды не смогут остановить проникновение, закрепление и изгнание мигрантами коренного населения с уже освоенных территорий. А властям только того и надо — сменить старый народ на «новый», более удобный и покладистый. Но покладистым он будет только до поры до времени. А потом и власть эту растопчет. Да еще с особой жестокостью, уж поверьте моему слову.

— Все, пошли рысью, сеанс окончен! — вскочил со стула Черемисинов, глядя на вставшую в дверях грозную Марфу Посадницу. С орудием возмездия на плече.

— Да куда же вы? — ласково бросил им вслед Матвей Яковлевич. Но гостей было уже не остановить.

Однако, выскочив вместе с остальными из флигеля и сделав несколько шагов, Велемир Радомирович вдруг остановился. Вспомнил, что ему обязательно нужно задать Ферапонтову еще один вопрос.

— Вы как хотите, но я на минутку вернусь, — произнес он. — А если погибну, как астронавт, то считайте, ради всего космоса.

Иван не успел его остановить, но пошел за ним. В горнице, протиснувшись мимо все еще застывшей в дверях Марфы Посадницы, Велемир Радомирович произнес:

— Вы уж извините, Матвей Яковлевич, но только одно. Напоследок. Второго числа при нашем знакомстве вы сказали, что иконы являются и исчезают и ждут своего часа. Фраза мудрая, метафизическая. Сакральная даже. И многообещающая в каком-то смысле. И я хочу задать вам напрямую такой вопрос. Ваша бабка Прасковья Ферапонтова никогда не говорила вам, не намекала, где может быть до сих пор укрыта Иерусалимская икона? Или еще «час» не выпал?

— Ого! — удивился хозяин. — А вы время в Москве даром не теряли. Ну что ж, отвечу вам так. Тоже несколько иносказательно, а вы уж сами думайте. Где хранится память? В голове. Память — субстанция духовная. К иконе это тоже приложимо. А голова — это кладбище мыслей. Вот пока и все на этом. А теперь мне спать пора, я перед обедом подремываю. Марфушка об этом знает, не злите ее больше.