Лариса Капелле - Велесова ночь

– Хорошо, ну а потом про что говорили?

– Варвара стала про Велесову ночь рассказывать.

– Это я помню, и про ночь, и про девичью судьбу, и про гадания. Ну а дальше что было?

– А дальше про сестер этих проклятых начала рассказывать. Я тогда сама не своя ее слушала: и жутко, и чудесно! Знатно умела ключница сказки сказывать.

– Три проклятые сестры, которые все сами делают… – задумчиво пробормотала Анна. В голове закрутились вихрем слова Варвары, разговоры в поместье, слова Мельникова, опущенные глаза Прасковьи Игнатьевны, смущение Василия, рассказы Марфы Бусыгиной, картины, описанные ключницей Беклемишевых… Нет, что-то она упустила, что-то очень важное. И вдруг совершенно сумасшедшая, бессмысленная, невероятная идея промелькнула в мозгу. Анна вскочила и нервно заходила по комнате, словно это метание могло помочь думать. Но мысль не отступала, острая как меч и безжалостная словно яд, пронзала мозг снова и снова. Она перестала сопротивляться и прокрутила ее сначала с удивлением. И постепенно недоверие, сомнения в ее голове сменились уверенностью. Теперь она знала, что произошло. Но пока у нее не было никаких доказательств. Это было совершенно неправдоподобно, но именно это было верно. Вспомнила еще одну деталь. Кинулась к деревянному ящичку на столе, в который складывала мелкие вещи, достала давешнюю бусинку, которую нашла на столе в каморке Варвары рядом с отравленным кубком. Покрутила бусинку и воскликнула:

– Господи, как же я была слепа! Не увидела очевидного!

Василиса удивленно наблюдала за боярыней. Та торопливо заходила по комнате, словно скорая ходьба помогала мысли.

– Кстати, почему ты мне сказал, что бабу Манефу в Москве каждая женщина знала!

– Так она вытравить плод была мастерицей, затяжелеет баба, а детишек мал мала меньше, а может и того хуже, не от того детеночек-то, мужа, может, с полгода дома нету, а женка с животом. Все к Манефе бегут!

– Спасибо, – с чувством поблагодарила Анна свою верную помощницу, все встало на свои места: и гибель писарей, и отравление Варвары, и даже смерть бабы Манефы. Всему это было объяснение: неправдоподобное, невероятное, но истина иногда была совершенно неожиданной.

Анна еще покрутилась по комнате и, наконец, успокоившись, присела за стол. Итак, боковые ветви были отсечены, и перед глазами Анна как наяву встала действительная картина происшедшего. Недостающие кусочки мозаики послушно встали на свое место. Теперь она знала убийцу. Но нельзя сказать, чтобы это доставляло верховной боярыне удовольствие. Глубокая морщина перерезала высокий лоб, и лицо еще больше помрачнело. Решение, которое она только что приняла, было не из легких. Правда, в этот раз не стала мечтать о тишине монастырской кельи, справедливо рассудив, что покой и там был только видимостью. Вздохнув, обратилась к терпеливо ожидавшей приказаний служанке.

– Теперь, я думаю, пришло время вернуться к Лыковым, Василиса. Позови Дорогомилова, скажи, что дело спешное!

Василиса, не переча, тут же накинула заячью душегрейку, повязала голову цветастым платком и выкатилась из дома выполнять боярынино поручение. Обернулась она быстро. Андрей ждать себя не заставил, появился, не мешкая. Его сопровождали четверо стражников. Просьбу Анны выслушал внимательно. Слегка приподнял брови от удивления, но возражать не стал. Спросил несколько подробностей, призадумался. Трем стражникам приказал оставаться с Анной, одного тут же отправил к Курицыну за подмогой, а сам двинулся, не мешкая, к ближайшей заставе. Анна же осталась еще на некоторое время в своих палатах, давая время Дорогомилову подготовиться. Потом позвала стражников, Василису и отправилась к Лыковым. Уже вечерело, когда она, наконец, показалась на пороге усадьбы дворянина Государева двора. При виде Анны дворовые испуганно притихли и как по команде расступились. Боярыня прошла по образовавшемуся коридору, не обращая внимания на шелестевший за ее спиной боязливый шепот. На крыльце ее на этот раз встретила Евдокия. Но ключница, в отличии от других, при виде Анны расплылась в радушной улыбке.

– Боярыня, милости просим, – и глубоко поклонившись, прошептала, – спасибо вам, боярыня, век не забуду, что ничего господам моим не рассказали!

Тем временем Прасковья Игнатьевна уже спешила навстречу. Она была несколько растеряна.

– Милости просим, боярыня Анна. Только на батюшку нашего не серчайте. Он как про Ивана прознал, так до сих пор в себя прийти не может. А за Васю мы так признательны, век не забудем, что вы за него похлопотали. И рад-то как наш сыночек! Говорит, наконец-то нашел я себе дело по душе! Благодарствуйте, боярыня Анна, Господь вам за доброту и сердце справедливое воздаст.

Дворянин сидел в обеденной зале. По всему было видно, что был изрядно расстроен и даже несколько напуган. Земля уходила из под ног, и он не знал, печаловаться ему или радоваться. С одной стороны, неожиданный арест помощника, без которого дворянин Государева двора вмиг почувствовал себя осиротевшим, а с другой – только что судьба собственного сына, наконец, устроилась. Неожиданно пришел приказ от воеводы Дорогомилова, и Васеньку взяли, правда, не во дворец, а в первые помощники к дьяку Игнату Спешневу, которому поручили организацию выкова московского булата наладить. Василий ног под собой от радости не чувствовал и с утра до вечера пропадал в столе дьяка, и до Лыкова дошло, что сыночку его драгоценному большое будущее сам Илья Алексеевич Дорогомилов пророчит. А вроде раньше и слышать о Лыковском отпрыске не хотел. Андрей Дорогомилов в точности выполнил просьбу Анны, и судьба младшего Лыкова была в надежных руках. Поэтому Прасковью Игнатьевну судьба Мельникова не слишком опечалила.

– Ну а чего теперь нам ждать от вас, боярыня? – неожиданно грустно спросил ее Лыков.

– Ответа на последний вопрос: кто убил Варвару-ключницу и писарей вашего стола, – просто, как о чем-то само собой разумеющемся, ответила Анна.

Дворянин вздрогнул. Молящим взглядом посмотрел на боярыню и как-то еще больше сгорбился.

– Значит, не все кончилось, – прошептал он потухшим голосом.

– Не все, – подтвердила Анна.

В этот момент на пороге показался Марчелло.

– Вы меня вызывали боярыня? – он говорил по-русски с трудом. В отличие от своих господ, владевших русским почти без акцента, Марчелло говорил медленно, тщательно подбирая слова.

– Да, Марчелло. Я думаю, пришел черед нам поговорить.

Все удивленно уставились на боярыню, но возражать никто не стал. Даже Евдокия, в обычное время возразившая бы, что не след слугам с господами в трапезной беседовать, промолчала.

– Да, я думаю, что пора пришла нам поговорить, – словно эхо ответил Марчелло и так и остался стоять посередине комнаты.