Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

Однако сомнения Ниткина не рассеялись:

– А следы удушения имеются?

– Нет, но судебно-медицинский эксперт настаивает на своем заключении. По его убеждению, Шошина начали душить, в результате чего с ним произошел травматический шок. Неопытный человек может принять шок за смерть, потому что при этом происходит потеря сознания, падение давления, пропадает пульс. Кроме того, при попытке удушения может случиться паралич дыхательного центра. А у Шошина, как выяснилось при вскрытии, была ярко выражена стенокардия и склероз сосудов. Все это, под действием испуга, и вызвало смерть. Так, по крайней мере, считает эксперт.

– Получается, что человек, который засунул уже мертвого Шошина в петлю, сам выдал себя?

– Вот именно, – согласился со мной Марк. – Если бы он не повесил его, то смерть Шошина скорее всего была бы квалифицирована как естественная. Больше никаких следов убийца в доме не оставил, его подвело незнание судебной медицины.

– Смерть наступила сегодня около двух часов ночи, – повторил я слова Марка. – Выходит, когда вчера мы приходили к Шошину, он был еще жив. Почему же он не открыл нам?

– Видимо, в доме был человек, который позднее имитировал повешение, – сказал Марк. – Он или уговорил Шошина не открывать дверь, или не дал ему возможности сделать это.

– И все-таки – как тот человек вышел из дома, если на снегу не осталось его следов? – недоуменно посмотрел Пташников на Марка.

– А ведь там были следы, – напомнил я. – Свежие следы женских сапожек. Я подумал, это была почтальонша.

– Об этих следах я уже говорил сотрудникам милиции. Интересно, они проверили, кто побывал у Шошина?

Ниткину ответил Марк:

– На почте сообщили, что газеты Шошину принесли за день до его смерти. А снег, на котором остались следы женских сапожек, выпал позднее. Значит, это была не почтальонша, а кто-то другой. Милиция пытается сейчас найти эту женщину. Но в любом случае у женщины не хватило бы сил имитировать самоубийство – тут и мужчине непросто справиться. Значит, остается главный вопрос – как вышел из дома тот неизвестный, который сунул Шошина в петлю? Не через трубу же он вылетел?

– А я, кажется, догадываюсь, что произошло, – вдруг заявил Пташников.

Все разом повернулись к нему.

– Ну, выкладывайте вашу версию, – поторопил краеведа Марк.

Пташников обратился к Ниткину:

– Вы рассказывали вчера о провалах земли на территории монастыря и о провале, который случился возле самого дома Шошина. Все это, по вашему убеждению, свидетельствует, что во времена Ивана Грозного под монастырем существовал подземный ход. Так почему не предположить, что убийца Шошина ушел именно этим подземным ходом?

Предположение краеведа показалось мне нелепым:

– Но ведь вы сами слышали, что Шошин завалил провал возле своего дома!

– Возможно, он потому и поспешил это сделать, что решил скрыть существование подземного хода. Вы спускались в подвал дома Шошина? – спросил Пташников Марка.

– Там, кроме картошки, ничего нет.

– Значит, плохо искали, – убежденно произнес краевед, а Ниткину сказал: – Вы не можете для Марка Викторовича еще раз начертить тот план, который вчера рисовали нам на снегу?

Ниткин вынул из письменного стола листок бумаги, кроме монастырских строений нарисовал на нем дом Шошина, поставил на плане три креста, где были обвалы земли. Последний – за домом Шошина.

Взяв листок, Пташников дорисовал еще один крест внутри прямоугольника, обозначающего дом музейного сторожа, и подвинул листок к Марку.

– Видите, все четыре креста стоят на одной линии. Провал земли произошел за домом Шошина, а в сторону к монастырю подземный ход, видимо, сохранился. Чтобы проверить это, Шошин выкопал где-нибудь в подполье яму и сделал спуск в подземный ход.

– Но зачем он ему потребовался? – недоумевал Ниткин. – Почему он никому не сказал, что обнаружил его?

– Этим пусть милиция занимается. Я так думаю, что вы приехали сюда не столько для того, чтобы разбираться в причинах убийства царевича Ивана, сколько из-за Шошина, чтобы встретиться с ним и что-то выяснить? – спросил меня Пташников, потом перевел взгляд на Марка.

Только теперь Марк, ничего не скрывая, рассказал, что предшествовало нашему появлению в Александрове. Похоже, эта история не удивила Пташникова, но на Ниткина она произвела сильное впечатление.

– Как же так?! – изумленно воскликнул он. – Столько лет жить под чужой фамилией, скрываться от жены и сына! Во имя чего?

– Это еще предстоит выяснить. Вы не знаете, в последние годы Шошин делал какие-нибудь перестройки в своем доме? – спросил его Марк.

– Знаю, что он печь заново перекладывал. Потом нашел шабашников крышу перекрыть.

– Когда это случилось?

– Да года три назад.

– Провал земли возле его дома случился до или после этого?

– Печь он после перекладывал, но в то же лето, я точно помню. У нас тогда в музее реставраторы работали, так Иван Прохорович у них кое-какие инструменты брал.

– А он что, раньше печником был?

– Куда там. Я слышал, он здесь, в Александрове, к какому-то старику на выучку ходил, потом всю печь от первого до последнего кирпича сам выложил. Это с его-то изувеченной рукой! О мертвецах плохо не говорят, но скупой был – дальше некуда. В магазине из продуктов только хлеб да масло подсолнечное покупал и ходил в старье.

Марк поднялся на ноги.

– Я отправляюсь в милицию, а вы подходите к дому Шошина. Надо проверить эту версию с подземным ходом. Может, потому он новую печь своими руками и строил, что она с секретом…

Через час к дому Шошина опять подъехал тот же газик с сотрудниками милиции и прокуратуры; сняли пломбу, на которую была опечатана дверь. Хотя я знал, что трупа хозяина в доме уже нет, но, войдя в комнату, не мог избавиться от неприятного ощущения, что дух хозяина, выражаясь языком старинных романов, все еще витает здесь.

Сотрудники милиции приступили к осмотру печи. На мой взгляд, в ней не было ничего особенного – обычная русская печь, в придачу неказисто сложенная. Но вот что показалось странным – когда внутренность печи осветили фонариком, там не обнаружили ни дров, ни углей, а зола лежала по сторонам поддона – широкой чугунной плиты, на которой смутно просматривался какой-то текст.

Увидев ее, Ниткин возмутился:

– Это надгробная плита с могилы иеромонаха Корнелия, о котором я вам рассказывал. Вон куда ее Иван Прохорович приладил! А мы ее по всему монастырю разыскивали…

За печью Марк нашел изогнутый металлический штырь непонятного назначения. Покрутив его в руке, опять заглянул в печь, нащупал в чугунной плите выемку, куда удобно вошел конец штыря. Марк потянул чугунную плиту к себе – и она со скрежетом стронулась с места, обнажив лаз, вертикально уходящий вниз.