Никита Филатов - Адвокат революции

— Вы шутите?

— Нисколько! Соответствующие списки потенциальных «адвокатов» составлялись местными исполкомами. Было даже, если помните, издано в мае двадцатого года постановление Совнаркома «О регистрации лиц с высшим юридическим образованием», согласно которому в трехдневный срок после опубликования постановления указанные лица обязаны были зарегистрироваться в подотделах учета и распределения рабочей силы по месту жительства. Лица же, не зарегистрированные в указанный срок, считались дезертирами и карались судом…

Все, о чем рассказывал сейчас Владимир Анатольевич, было чистейшей правдой, хотя и напоминало больше скверный анекдот.

Жданов продолжил:

— Разумеется, подобные эксперименты не могли не привести к возрождению и распространению частной практики — так называемой подпольной адвокатуры. Обвиняемый — он ведь все равно пойдет за квалифицированной юридической помощью не к тому, у кого партийный стаж больше, а к тому, кто имеет уже определенную профессиональную репутацию, знания, опыт. Так что даже новые власти в конце концов сообразили, что у них мало что получается. Вы ведь, по-моему, должны помнить Дмитрия Курского?

— Ну да, как же, прекраснейшим образом помню! Мы же встречались у вас в Москве, на конспиративной квартире РСДРП. Если не ошибаюсь, в шестом году?

— Правильно. Он сейчас, между прочим, назначен народным комиссаром юстиции. Так вот, Курский так прямо и заявил: «Либо мы создадим организацию адвокатов, которая будет находиться под нашим контролем, либо возьмет верх частная практика». И поэтому в позапрошлом году большевики ввели все-таки в уголовно-процессуальный закон некое подобие профессионального ценза защитника — «способность исполнять эту обязанность». Ну а недавно совсем, в конце мая, на третьей сессии Всероссийского Исполнительного комитета родилось Постановление «Об адвокатуре», где нам позволили даже иметь свое самоуправление.

— Что вы говорите!

— Разумеется, новое государство адвокатов все равно из поля зрения не выпустит. Губернский исполком всегда имеет право отменить принятие в члены коллегии любого неугодного лица, исполком формирует и таксу по оплате труда. Опять же непременное партийное руководство! — развел руками Жданов. — Впрочем, как бы то ни было, я на днях тоже подал заявление о перерегистрации и зачислении в коллегию защитников Московской губернии, образованную по этому новому Постановлению ВЦИК…

— В общем, как заявил мне недавно один высокопоставленный большевик: «У нас несколько партий. Но, в отличие от заграницы, у нас одна партия у власти, а остальные — в тюрьме…» — невесело усмехнулся экономист Рожков и добавил: — Простите, Владимир Анатольевич, но мы, кажется, прибываем?

— Да, профессор, вот он, Петроград!

И действительно, за окном уже наплывало на поезд широкое здание Николаевского вокзала, украшенное портретами обоих революционных вождей — Льва Троцкого и Владимира Ленина.

* * *

Владимира Анатольевича арестовали семнадцатого августа, почти сразу по возвращении в Москву.

В те же дни, едва ли не одновременно, многочисленные обыски и аресты прошли не только в столице, но и в Казани, на Украине, в других городах и советских республиках. Забирали по спискам, составленным органами ГПУ: шестьдесят семь человек по Москве, пятьдесят один — по Петрограду, семьдесят семь человек на Украине…

Несколько позже выяснилось, что еще в середине мая сам товарищ Ленин обратился к Дзержинскому с предложением о поголовной высылке за границу «писателей и профессоров, помогающих контрреволюции», а также «активно выступающих против Советской власти» — в качестве замены им смертной казни. Идею Владимира Ильича целиком поддержал даже Троцкий, который заявил совершенно открыто: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно».

Удивляться подобной реакции большевистской верхушки не следовало. На Всероссийских съездах агрономов, врачей, геологов, которые состоялись весной двадцать второго года, российские ученые открыто критиковали социально-экономическую политику новой власти — особенно в сфере сельскохозяйственного производства. Поэтому первыми из страны, еще в июне, были выдворены известные общественные деятели, бывшие руководители Всероссийского комитета помощи голодающим.

Спустя пару недель ГПУ произвело аресты участников Второго Всероссийского съезда врачебных секций. В отношении медиков затем был применен специальный декрет ВЦИК от 10 августа 1922 года «Об административной высылке», согласно которому без суда допускалась «высылка за границу или в определенные местности РСФСР лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям» — на срок до трех лет.

Арестовать удалось почти всех. В основном это оказались врачи, профессора, университетские педагоги, экономисты, кооператоры, агрономы, юристы, инженеры. Кроме них — двадцать два литератора, несколько политических и религиозных деятелей, да еще три десятка студентов, у которых оперативные уполномоченные сразу же отобрали подписку о невозвращении в РСФСР под угрозой смертной казни.

«Среди высылаемых почти нет крупных научных имен», — сообщала читателям большевистская «Правда». В это было, однако, достаточно трудно поверить любому, кто слышал хоть что-нибудь о работах историка Антония Флоровского, физиолога Бориса Бабкина, философов Николая Бердяева и Николая Лосского, профессора МВТУ Всеволода Ясинского, социолога Питирима Сорокина и полутора сотен других выдающихся представителей русской интеллигенции…

Как известно, в историю эта специальная операция ГПУ вошла под названием «Философский пароход». Хотя на самом деле пароходов для выдворения из страны нежелательных элементов использовалось, по меньшей мере, два — «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия». Эти пассажирские суда доставили из Петрограда в немецкий порт Штеттин более ста шестидесяти человек. Кроме того, высылка производилась морским путем из Одессы и Севастополя, а также поездами из Москвы.

…Впрочем, даже речи о том, чтобы отправить за пределы Советской России правозащитников, «засветившихся» на процессе социалистов-революционеров, новые власти не заводили.

Одними из первых, по личному распоряжению начальника Следственного отдела ГПУ Самсонова, были арестованы адвокаты Жданов, Муравьев и Тагер. С Муравьева и Тагера тут же взяли письменное обязательство о прибытии к восьмому декабря в Казань, куда они ссылались на три года. Адвокат Гуревич, которого ГПУ уличило в передаче своему подзащитному стенограммы судебного заседания, был выслан в административном порядке в Нижний Новгород сроком на два года. А вот за адвоката Карякина, которого тоже забрали чекисты, успела вступиться фракция большевиков, приславшая выписку из протокола своего заседания. В протоколе содержалось ходатайство «оставить Карякина в Москве как лучшего защитника рабочих и крестьян на процессах во время царского правительства, причем фракцией одновременно с сим с Карякина взято обязательство о согласовании всех его публичных выступлений с мнением и решением фракции». И, несмотря на то, что по материалам Следственного отдела ГПУ Карякин проходил как «антисоветский деятель», это ходатайство было удовлетворено — адвоката передали на поруки трудового коллектива, а также первичной партийной организации [17] На заседании комиссии под председательством Ф. Э. Дзержинского 31 августа 1922 года по различным причинам было решено отменить административную высылку из Петрограда и Москвы в отношении 28 человек. .