Лоран Бине - Седьмая функция языка

Миттеран стискивает зубы. Эта маска – она при нем всю жизнь, окаменелая гордыня, под которой он прячет гнев, снедающий его нутро. Он встает, надевает шарф и уходит, ни с кем не попрощавшись.

Молчание тянется еще несколько долгих минут.

Моати, бледный как полотно: «Короче, вся надежда на Сегела [288] Жак Сегела (Jacques Seguela, р. 1934) – известный французский имиджмейкер, специалист по избирательным технологиям. ».

Ланг, у него за спиной, себе под нос: «Нет, есть еще кое-что».

«Не понимаю, как он мог пропустить его в первый раз. Он знал, что ищет документ, связанный с этим русским лингвистом, Якобсоном. Он видит книгу Якобсона на рабочем столе и не пытается просмотреть ее хотя бы по диагонали?»

Да, действительно, выглядит неправдоподобно .

«И как специально – когда мы нагрянули к Барту, он как раз там, хотя столько недель имел в запасе, чтобы вернуться в квартиру, ведь у него был ключ».

Пока Симон слушает Байяра, «Боинг-747» отрывает свой дальнемагистральный остов от взлетной полосы. Жискар, этот закоренелый фашиствующий буржуа, все-таки согласился оплатить им поездку, но пожадничал на «Конкорд».

Болгарский след ведет к Кристевой.

Кристева отправилась в Штаты.

Так что и у нас впереди хот-доги и кабельное ТВ.

Само собой, в этом же ряду хнычет какой-то малек.

Стюардесса просит Байяра потушить сигарету: курить во время взлета и посадки запрещено.

Симон взял «Lector in fabula» [289] Речь идет о сборнике текстов, опубликованных на русском языке под заглавием «Роль читателя». Это объединенный перевод англоязычного (американского) названия, «The Role of the Reader», и итальянской версии, которая имеет некоторые отличия. Умберто Эко – почитать во время перелета. Байяр спрашивает, есть ли в книжке что-нибудь интересное, под интересным имея в виду полезное для следствия, но на самом деле, пожалуй, не только это. Симон опускает глаза и читает: «…Я, конечно, живу (то есть я, пишущий эти строки, ощущаю, что существую в том единственном мире, который знаю), но в тот момент, когда я начинаю теоретизировать о возможных нарративных мирах, я тем самым решаю – в том мире, который ощущаю непосредственно, – свести этот мир к семиотическому конструкту, чтобы его можно было сравнить с миром нарративным» [290] Здесь и далее перевод Д. Серебряного приводится с изменениями. .

Симона обдает жаром, когда стюардесса начинает пантомиму о правилах безопасности. (Малек перестает плакать, завороженный этим танцем регулировщика.)

Официально Кристева отправилась в Корнеллский университет в Итаке, штат Нью-Йорк, на коллоквиум – понять его название или хотя бы тему Байяр даже не пытается. Джон Сёрл, американский философ, о котором говорил Эко, также в числе приглашенных – это все, что ему нужно знать. Сейчас никто не собирается похищать болгарскую розу, как Эйхмана. Если бы Жискар хотел арестовать убийцу Барта, – а все указывает на то, что без нее не обошлось, – он не дал бы ей упорхнуть. Сейчас надо понять, что вообще затевается. Впрочем, это необходимо всегда, так?

Для Красной Шапочки реален мир с говорящими волками.

И надо заполучить этот проклятый документ.

Байяр хочет разобраться: что такое седьмая функция – практическая инструкция? Чародейство? Руководство по эксплуатации? Химера, поставившая на уши братию ничтожных политиков и мудрил, решивших, что это джекпот, который светит тому, кто до нее доберется?

Малек в соседнем кресле, отделенном проходом, достает кубик с разноцветными гранями и принимается крутить его во все стороны.

Симон задается вопросом, в чем вообще принципиальная разница между ним, Красной Шапочкой и Шерлоком Холмсом.

Он слышит, как Байяр вслух обращается к самому себе, хотя, может, слова адресованы и ему: «Допустим, что седьмая функция языка – та самая перформативная. Тому, кто ею владеет, она позволяет убеждать кого угодно в чем угодно при любых обстоятельствах, хорошо. По-видимому, документ умещается на одной странице, допустим, с оборотом, и буквы мелкие. Как может инструкция к такой мощной фигне занимать так мало места? Любое техническое руководство – к посудомойке, или к телевизору, или к моему 504-му – это много страниц».

У Симона как будто песок на зубах. Да, это сложно понять. Нет, объяснить он не может. Если бы он хотя бы смутно догадывался о содержании документа, он бы уже был избран президентом и спал бы со всеми женщинами подряд.

Пока он говорит, Байяр не сводит глаз с игрушки малька. Он видит, что кубик поделен на другие кубики, более мелкие, и, судя по всему, их нужно собрать по цветам, вращая по горизонтали и по вертикали. Малек крутит с неистовым упорством.

В «Lector in fabula» Эко рассуждает о роли вымышленных персонажей, которых называет «сверхштатными», потому что они присоединяются к представителям реального мира. Рональд Рейган или Наполеон принадлежат к миру реальному, а Шерлок Холмс – нет. Но тогда какой смысл вложен в высказывание «Шерлок Холмс не женат» или «Гамлет безумен»? Можно ли воспринимать «сверхштатную» фигуру как реального человека?

Эко цитирует итальянского семиолога Волли, сказавшего: «Я существую, Эмма Бовари – нет». Отчаяние Симона все пронзительнее.

Байяр встает и идет в туалет – не то чтобы ему приспичило отлить, просто он видит, что Симон с головой ушел в книгу, а размять ноги было бы неплохо, тем более что он уже влил в себя все мерзавчики с алкоголем.

Оказавшись в хвосте воздушного судна, Байяр натыкается на Фуко, который о чем-то увлеченно болтает с молодым арабом, опустившим на шею наушники.

Программу коллоквиума он видел, так что застать его врасплох эта встреча вроде как не должна, но невольное удивление подавить трудно. Фуко ему улыбается, как всегда плотоядно.

«Вы знакомы со Слиманом, комиссар? Он был хорошим другом Хамеда. Вы ведь, конечно, не выяснили обстоятельства его смерти? Подумаешь, одним педиком меньше. Или хуже, что он араб? Дважды начхать?»

Когда Байяр возвращается на место, он обнаруживает, что Симон спит, неудобно свесив голову – типичная поза, когда пытаешься спать сидя. Диссертанта добила другая фраза Эко – слова его тещи: «Что было бы, если бы мой зять не женился на моей дочери?»

Симон спит и видит сны. Байяр кемарит. Фуко тащит Слимана в бар на верхней палубе, где будет пересказывать ему свою лекцию об эротических снах в эпоху античной Греции.

Они просят у стюардессы два виски, а она улыбается почти так же, как философ.

Артемидор называл наши эротические сны провидческими. Нужно находить связь между сексуальными отношениями во сне и социальными – в реальности. Например, если снится, что спишь с рабом – это хороший знак: поскольку раб – собственность, это означает, что наше имущество умножится. С замужней женщиной – плохой знак: к чужой собственности прикасаться нельзя. С матерью – по-разному. Фуко считает, что значимость фигуры Эдипа для греков сильно преувеличена. Во всех случаях выбирается точка зрения свободного активного индивида мужского пола. Проникать (в мужчину, женщину, раба, члена семьи) – это хорошо. Когда проникают в тебя – плохо. Самые противоестественные – лесбиянки, практикующие проникновение (хуже только секс с богами, животными и трупами).