Лоран Бине - Седьмая функция языка

Симон, может, и удивлен, что они здесь, но виду не подает.

Бьянка рыдает от ярости, вспоминая все бесчинства итальянской буржуазии. Осыпает градом ругательств Рейгана. Она не доверяет Миттерану: что по ту сторону Альп, что по эту социалисты всегда предатели. Беттино Кракси [523] Бенедетто (Беттино) Кракси (Benedetto (Bettino) Craxi, 1934–2000) – итальянский политик, в 1983–1987 гг. председатель Совета министров Италии. – подонок. Все они заслуживают смерти, и будь ее воля, она бы лично их всех казнила. Она видит мир в нескончаемом мраке, – думает Симон и в глубине души не может с ней не согласиться.

Трое парней заказали пиво и закурили, но тут появляется еще один персонаж, с которым Симону уже доводилось встречаться: его венецианский противник, тот самый, который его искалечил, справа и слева – по охраннику.

Симон утыкается носом в ромовую бабу. Тип пожимает всем руки – эдакий нотабль местного розлива, депутат и/или крестный отец каморры (в этих местах отличия не всегда очевидны). И исчезает в зале кафе.

Бьянка с пеной у рта костерит Форлани [524] Арнальдо Форлани (Arnaldo Forlani, р. 1925) – итальянский политик, в 1980–1981 гг. премьер-министр Италии. и его пентапартистское [525] От ит . Pentapartito – название, закрепившееся за правительственной коалицией, объединявшей пять ведущих политических партий с 1981 по 1991 г. правительство. Симону начинает казаться, что у нее нервный срыв. Он пытается ее усмирить и пока произносит разные успокаивающие слова: «Ну что ты, все не так плохо, вспомни, как в Никарагуа…» – тянет под столом руку, чтобы погладить ее по колену, но через ткань брюк Бьянки нащупывает что-то твердое, явно не плоть.

Бьянка вздрагивает и резко убирает ногу под стул. Она мгновенно перестает рыдать. В ее взгляде – вызов Симону и в то же время мольба. Это слезы ярости, гнева и любви.

Симон молчит. Вот, значит, как получается: хеппи-энд. Однорукий с одноногой? И немного чувства вины в придачу, как в любой правильной истории: если Бьянка лишилась ноги на вокзале в Болонье, то это он виноват. Не повстречала бы его – обе ноги были бы при ней, могла бы по-прежнему носить юбки.

Но тогда они не стали бы трогательной парочкой калек. Выходит, им оттяпало конечности и у них родилось много маленьких левшей?

Только он не так представлял финальную сцену.

Да, он хотел, пользуясь поездкой в Неаполь, встретиться с Бьянкой, девушкой, которую опрокинул в Болонье на анатомический стол, но теперь у него другие планы.

Симон едва заметно кивает одному из банды платочников.

Все трое встают, повязывают платки, закрывая лица, и входят в кафе.

Симон и Бьянка долго смотрят друг на друга, и в этом взгляде столько всего, о чем надо сказать, чем поделиться, столько эмоций; прошлое, настоящее и теперь уже – условное наклонение прошедшего времени (худшее из всех, грамматическая форма сожаления).

Раздаются два выстрела. Крики, сумятица.

Банда в платках выходит, нижняя половина их лиц по-прежнему скрыта, они толкают перед собой соперника Симона. Один из парней приставил к почкам почетного члена каморры пистолет «П38». Второй водит стволом туда-сюда, держа под прицелом замерших посетителей на террасе.

Третий, проходя мимо Симона, что-то кладет на стол – Симон прикрывает предмет салфеткой.

Они заталкивают нотабля в фургон и со свистом срываются с места.

В кафе паника. Симон прислушивается к доносящимся из помещения крикам и понимает, что охранники ранены. Каждому – по пуле в ногу, как положено.

Симон говорит перепуганной Бьянке: «Пошли со мной».

Подведя ее к мотоциклу третьего парня, он протягивает салфетку, в которой оказывается ключ зажигания. И произносит: «Поехали».

Бьянка упирается: да, она ездила на скутере, но такой здоровый мотоцикл не поведет.

Стиснув зубы, Симон приподнимает правый рукав: «Я тоже не могу».

И Бьянка садится на «триумф», Симон бьет по педали стартера и усаживается сзади, обняв ее за талию, она поворачивает ручку газа, и мотоцикл выпрыгивает вперед. Бьянка спрашивает, куда ехать, Симон отвечает: «В Поццуоли».

Сцена под луной, не то спагетти-вестерн, не то марсианские хроники.

Посреди широченного кратера, выстланного белесой глиной, трое из банды платочников окружили пузатого нотабля, поставив его на колени возле булькающей грязевой лужи.

То здесь, то там из недр земли вырываются серные столбы. Всюду витает резкий запах тухлых яиц.

Сначала Симон думал про пещеру Сивиллы в Кумах, где никто не стал бы их искать, но выбор на ней не остановил: место показалось слишком китчевым, нагруженным символикой, а он от символов уже подустал. Правда, отделаться от них не так просто: пока они ступают по растрескавшейся почве, Бьянка рассказывает, что римляне считали Сольфатару, этот полузатухший вулкан, вратами в ад. Ну ладно.

– Salve! [526] Привет! ( ит .) Что с ним делать, compagno? [527] Товарищ ( ит .).

Бьянка, не узнавшая троицу в «Гамбринусе», таращит глаза:

– Ты нанял «Красные бригады» из Болоньи?

– Я думал, что они, наоборот , не из «Красных бригад»; разве не в этом ты убеждала своего друга Энцо?

– Никто нас не нанимал.

– Non siamo dei mercenari [528] Мы не наемники ( ит .). .

– Это правда, они согласились бесплатно. Я их уговорил.

– Похитить этого типа?

– Si tratta di un uomo politico corrotto di Napoli [529] Речь идет о коррумпированном неаполитанском политике ( ит .). .

– Это он выдает в мэрии разрешения на строительство. Навыписывал разрешений каморре, а из-за этого сотни людей погибли во время terremoto [530] Землетрясения ( ит .). под обломками гнилых зданий, которые настроила мафия.

Симон подходит к коррумпированному политику и тычет ему в лицо культей. «Он еще и проигрывать не умеет». Тип мотает башкой, как зверь. «Strunz! Si mmuort!» [531] «Говнюк! Ты труп!» ( неаполитанский диалект ).

Трое из бригад предлагают потребовать за него революционный выкуп. Парень, говорящий по-французски, поворачивается к Симону: «Только неизвестно, заплатит ли кто-нибудь за такую свинью, ха-ха!» Все трое хохочут, Бьянка тоже, но ей хочется, чтобы он был мертв, пусть даже она этого не говорит.

Саспенс, как с Альдо Моро: идея Симону нравится. Он жаждет мести, но положиться на случай будет интереснее. Симон берет нотабля за подбородок и сжимает левую руку так, словно это щипцы. «Понял, какой расклад? Либо тебя найдут в багажнике „Рено 4L“, либо ты сможешь вернуться домой и продолжишь заниматься своим дерьмом. Но не вздумай больше появляться в „Клубе Логос“». В памяти всплывает их венецианский поединок – тот единственный раз, когда он по-настоящему ощутил опасность. «Кстати, скобарь, ты с чего вдруг такой башковитый, а? Гадишь, гадишь, а в промежутках успеваешь бегать в театр?» Но он тут же жалеет – перегнул: социологические предубеждения, мало корректные в понимании Бурдье.