Лоран Бине - Седьмая функция языка

Он отпускает челюсть нотабля, который очень быстро говорит что-то на итальянском. Симон спрашивает Бьянку:

– Что он несет?

– Предлагает много денег твоим друзьям, чтобы они тебя убили.

Симон хохочет. Он не понаслышке знает, что даром убеждения человек на коленях владеет, но очевидно и то, что между мафиозным функционером, скорее всего из христианских демократов, и ребятами из «Красных бригад», которым дай бог исполнилось двадцать пять, диалог невозможен. Пусть он вещает хоть сутки напролет – не переубедит.

Так же, должно быть, рассуждает и его соперник, поскольку с ловкостью и проворством, неожиданными при его полноте, он кидается к парню, стоящему ближе всего, и пытается вырвать у него «П38». Но платочники – пацаны молодые и здоровые; пузатый нотабль получает удар рукоятью и падает на землю. Все трое наставили на него пушки и орут.

Вот как закончится эта история. Они прикончат его здесь и сейчас, в наказание за глупую выходку, – думает Симон.

Выстрел.

Но падает один из молодчиков.

Над вулканом повисает тишина.

Все вдыхают серные пары, которыми насыщен воздух.

Никто и не думает прятаться, ведь Симон блестяще сумел подобрать место встречи: на виду, в самом центре кратера окружностью в семьсот метров. Короче, ни дерева, ни куста, чтобы спрятаться. Симон ищет глазами какое-нибудь укрытие и замечает колодец, а рядом – небольшое сооружение из дымящихся камней (античные бани, представляющие врата чистилища и ада), но туда не добежать.

К ним приближаются двое в костюмах, у одного оружие умещается в руке, другой держит винтовку. Симон вроде бы узнал немецкий маузер. Двое, которые еще живы, подняли руки – знают, что на таком расстоянии от их «П38» толку мало. Бьянка не сводит глаз с трупа с пулей в голове.

Каморра отправила кого-то за своим продажным нотаблем. Sistema так легко не сдает своих ставленников. Симону, в общем-то, ясно, что для нее не существует мелочей, когда нужно отомстить за покушение на ее интересы, а значит, с ним, скорее всего, расправятся на месте, как и с теми, кто остался из банды с платками. Да и Бьянку, по идее, ждет та же участь: к свидетелям «система» никогда не была снисходительна.

Убедиться в этом недолго: нотабль поднимается, фыркая, как тюлень, и дает пощечину сначала ему, затем двум парням и, наконец, Бьянке. Значит, судьба всех четверых решена. Нотабль скрипуче велит своим головорезам: «Acceritele» [532] «Прикончите их» ( неаполитанский диалект ). .

Симон вспоминает венецианских японцев. Неужели на этот раз deus ex machina [533] Бог из машины ( лат .). В античности сценический прием: неожиданное появление богов в финале драматической постановки. Как правило, актеры, исполнявшие эти роли, попадали на сцену с помощью механических средств – например, спускались сверху, как будто с небес. Современное значение термина – «неожиданная развязка». не спасет? На последних секундах Симон вновь вступает в диалог с трансцендентной сущностью, которую ему так нравится представлять: если он застрял в романе, что за принцип нарративной экономии требует в конце его убить? Он перебирает нарратологические доводы, но все они выглядят спорными. На ум приходит то, что сказал бы Байяр: «Вспомни Тони Кертиса в „Викингах“». Да. Жак так и сделал бы – обезвредил бы одного из вооруженных типов и, конечно, положил бы второго из пушки первого, но Байяра нет, а Симон – не Байяр.

Головорез каморры целится из винтовки ему в грудь.

Симон понимает, что от трансцендентной сущности ждать нечего. Похоже, романист, если он существует, не на его стороне.

Его палач не многим старше парней из «Бригад». Сейчас он нажмет на курок, но в этот миг Симон произносит: «Я знаю, что ты человек чести». Стрелок не спешит делать дело и просит Бьянку перевести. «Isse a ritto cà sin ’omm d’onore».

Нет, чудес не бывает. Но будь это роман или нет, Симон не позволит сказать, что он пустил все на самотек. Он не верит в спасение и в миссию, отведенную ему на земле, зато, напротив, твердо верит, что нельзя прописать что-либо наперед, и даже если он в руках романиста с садистскими причудами, его песенка еще не спета.

Пока что.

С этим гипотетическим романистом надо как с богом: поступать так, будто его нет, ибо если он существует, это в лучшем случае скверный писака, не заслуживающий ни уважения, ни послушания. Изменить ход истории никогда не поздно. Вполне возможно, что воображаемый романист еще ничего не решил. Возможно, финал в руках его персонажа, а персонаж – это я.

Я Симон Херцог. Герой собственного рассказа.

Стрелок поворачивается к Симону, а тот продолжает: «Твой отец бил фашистов. Был партизаном. Готов был отдать жизнь за справедливость и свободу». Оба смотрят на Бьянку, которая переводит на неаполитанский: «Pateto eta nu partiggiano cà a fatt’a guerra ’a Mmusullino e Hitler [534] «Твой отец был партизаном, воевал против Муссолини и Гитлера» ( неаполитанский диалект ). . A commattuto p’ ’a giustizia e ’a libbertà».

Продажный нотабль начинает выходить из себя, но стрелок жестом велит ему заткнуться. Неаполитанец приказывает второму молодчику прикончить Симона, однако парень с винтовкой невозмутимо произносит: «Aspett’» [535] «Подожди» ( неаполитанский диалект ). . Судя по всему, он главный. Он хочет выяснить, откуда Симон знает его отца.

В действительности это просто удачный домысел: Симон узнал модель винтовки, это маузер, такие были у элитных немецких стрелков. (Историей Второй мировой он всегда увлекался так, что хлебом не корми.) И сделал вывод: парню она досталась от отца, а отсюда – еще два предположения: либо его отец получил немецкую винтовку, сражаясь в итальянской армии на стороне вермахта, либо, наоборот, сражался с вермахтом, был партизаном и подобрал ее у трупа немецкого солдата. Первое никак не спасает, он сделал ставку на второе. Но предпочитает не раскрывать детали рассуждения и, повернувшись к Бьянке, говорит: «А еще я знаю, что ты потерял родных во время землетрясения». Бьянка переводит: «Isso sape ca haè perzo a ccoccheruno int’ô terramoto…»

Пузатый нотабль топает ногами: «Basta! Spara mò!» [536] «Хватит! Стреляй уже!» ( неаполитанский диалект )

Но стрелок, o zi, «дядька», как называет «система» своих молодых сынов, занятых черной работой, внимательно слушает рассказ Симона о том, какую роль человек, которого ему поручено защищать, сыграл в трагедии, которая во время terremoto не обошла и его семью.

«Nun è over!» [537] «Ничего подобного!» ( неаполитанский диалект ) – протестует нотабль.

Но молодой «дядька» знает, что это правда.

«Этот тип убил твоих родных. Или мстить здесь не принято?» – простодушно спрашивает Симон.

Бьянка: «Chisto a acciso ‘e parienti tuoje. Nun te miétte scuorno ‘e ll’aiuttà?» [538] «Этот человек убил твоих родных. Тебе не стыдно ему помогать?» ( неаполитанский диалект )