Аполлинарий Колдунов - Крысолов [СИ]

Похороны Гапона состоялись 3 мая 1906 года на городском участке Ушенского кладбища. В них участвовали рабочие — его сторонники. На многочисленных венках было написано посвящение: Истинному вождю всероссийской революции 9 января Георгию Гапону. Ему верили даже мертвому.

Умер большой комедиант, красивый лжец, обаятельный пустоцвет. Жизнь его обманула, потому что он всегда ее обманывал.

Влада тоже была на похоронах. Она пришла просто потому, что ей нравился этот человек. Просто нравился…

Влада вскоре уехала из России, сказав Савинкову, что устала от этой грязи, крови, террора. Борис не понял ее и обвинил, чуть ли не в отступничестве от дела революции. С этого момента пути Влады и Савинкова, а вместе с ним и партии эсеров разошлись.

Влада перебралась жить в Париж, где и познакомилась с будущим вождем мирового пролетариата Владимиром Ульяновым, а потом вступила в РСДРП (б).

Ротмистр Иванов, занимавшийся в Московском охранном отделении делами социал-демократов, докладывал о проведенной им операции.

— Таким образом, нами проведены аресты социалистов Шевченко, Милютина; наконец, что приятно, арестован неугомонный Макар, он же член ЦК партии большевиков Виктор Ногин, а также неизвестный нам ранее революционер Роман Малиновский.

— Это что еще за гусь? — спросил полковник Заварзин, начальник Московского охранного отделения.

— До конца его роль в революционной деятельности еще не понятна, господа, — ответил Иванов. — В ноябре 1909 года он уже арестовывался, как делегат Всероссийского антиалкогольного съезда вместе с доктором Предкальном и после трехмесячной отсидки в доме предварительного заключения выпущен без права жительства в столице. Переехав в Москву, работал на заводе Штолле за Бутырской заставой и, по нашим сведениям, якшался с социалистами. Сейчас задержан по подозрению, по сообщению наших филеров, в апреле Макар несколько раз навещал Малиновского.

— Попробуйте с ним поработать, господин Иванов, может что-то толковое и выйдет, — последовал совет Заварзина.

Иванов продержал арестованных неделю, прежде чем вызвать их на допрос. За это время он более подробно выяснил личность Романа Вацлавов Малиновского, родившегося 18 марта 1876 года в Густынском уезде Варшавской губернии, по национальности поляка, по происхождению — из крестьян Плоцкого воеводства, прошедшего военную службу в качестве ефрейтора лейб-гвардии Измайловского полка, неоднократно попадавшего в поле зрения охранного отделения.

Интуиция подсказала Иванову, что Малиновского можно завербовать. Он приказал подготовить арестованного к беседе. Последнее означало — унизить человеческое достоинство. То была первая проба, от которой зависел весь замысел и, разумеется, дальнейшая судьба Малиновского.

Малиновского поместили на несколько дней в сырую, холодную камеру, в которой не было ни кровати, ни стула — арестованным приходилось сидеть и спать на каменном полу. Его плохо кормили. Надзиратель, заглядывающий в глазок, докладывал начальству, в каком настроении их подопечный.

Однако Малиновский сумел выдержать почти десять дней в такой камере. Тогда Иванов распорядился перевести Малиновского в камеру, где содержались уголовники. Угроза урок опустить подействовала. Малиновский запросился на допрос.

— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — начал беседу Иванов.

— Нет.

— А я почему-то думал, что знаете, — Иванов говорил медленно, словно подбирал слова. — Вас обвиняют в сношениях с социалистами, а это — вы должны знать — злейшие враги самодержавия и Отечества.

Малиновский молчал, не знаю, что ответить.

— Расскажите, но только честно, про свои встречи с Макаром…

— Я не знаю никакого Макара…

Иванов вздохнул.

— Вы вредите самому себе, — сказал Иванов, выдвигая ящик письменного стола, — я знаю о вас все.

Ловким движением руки он швырнул на стол, покрытый зеленым сукном, пачку фотографий.

— Полюбуйтесь, — ровным тоном предложил он. — Здесь запечатлена ваша встреча с Макаром в Петровском парке. Напрасно отрицаете — я знаю больше, чем вы предполагаете. Например, об организации подпольной типографии… Вы знаете, что за это злодеяние полагается каторга? Если вы не думаете о себе, то пощадите свою жену и детей, да и в камере вас ждут…

При этих словах Малиновский вздрогнул и стал белее снега. Он молчал, уставившись в фотографии, разбросанные по столу.

— У вас есть только один выход из этого положения, — продолжал Иванов. — Я много об этом думал и пришел к выводу, что он устроит и вас, и, тем более, нас. Вы знаете, о чем я говорю?

— Нет, — отрезал Малиновский.

— Я думаю, не стать ли вам нашим платным агентом?

— Никогда! — закричал Малиновский, вскочив со стула. — Никогда! Вы слышите?

— Не спешите, — успокоил Иванов. — Хорошенько подумайте о моем предложении. Я делаю его не каждому встречному, а лишь тому, кто достоин. Вы лучше меня понимаете, что находитесь в ужасном положении. По-моему, революционное движение не для вас. Вы только задумайтесь, что такое эти партии? Это группы руководителей, при помощи которых мы вылавливаем бунтующий элемент. За это мы им можем сказать спасибо. А идеи — чепуха, они для того, чтобы завлечь наивных и простых людей. На этот крючок попадаются многие, вот попались и вы.

Малиновский молча, не прерывая, слушал монолог ротмистра. А тот продолжал:

— Я понимаю, вы не революционер, а искатель приключений. Когда за совершенные злодеяния вы попадете на каторгу, где вам не дадут спуска, а ваши революционеры узнают о том, что у вас уголовное прошлое, пощады не будет и от них. Тогда вы поймете, от какого спасительного круга отказались, но будет уже поздно.

— Вам меня не запугать! — снова закричал Малиновский, но вдруг подумал, о том, что ему сейчас придется вернуться в камеру к уголовникам, и горло перехватила огненная петля страха.

Иванов закурил, выпуская кольца дыма. Он ждал. Он прекрасно видел, какие душевные переживания обуревают сидевшим напротив человеком.

— Не нужно, чтобы вы доносили, на это у меня есть другие люди, — Иванов решил подтолкнуть Малиновского к принятию нужного ему решения. — Вы будете давать мне общую информацию, и только. От сотрудничества со мной вы только выиграете. И ваша семья, — многозначительно добавил Иванов. Да и в камере… сидеть с таким элементом… да-с, это я вам скажу, мало приятного… Да они ведь чего доброго и испортить вас могут, а потом повесят, а скажут — сами не выдержали…