Валентин Лавров - Блуд на крови

Но Саша не торопится, он парень осторожный. Подсел рядом, к дыханию прислушался: ровное оно, глубокое, с присвистом. Схватил поклажу и быстро-быстро — на площадь Николаевского вокзала. Оттуда дернул на Домниковку. «Эх, — радуется, — добыча мне хорошая досталась. Может, драгоценности?»

Вдруг за версту уже от вокзала догоняет его рессорная коляска. Прямо на плечи похитителя спрыгнул какой-то господин, в мгновение ока скрутил руки: «Попался, такой-сякой!»

Доставили Сашу в полицейский участок Мясницкой части. До следующего утра он просидел в камере. Потом его отвели в кабинет следователя. Затрясся от страха юноша, ибо увидел он вчерашнего дядю, у которого спер саквояж. Первая мысль была: «Бить будет!»

Но господин вдруг вполне дружески улыбнулся:

— Присаживайся! Рассказывай, разбойник, о себе: как зовут, где живешь? Чем занимаешься — сам видел, не спрашиваю. Ты, дурачок, думаешь, меня вчера перехитрил? Ан нет! Это я с твоей помощью выловил опасного бандюгу. Он собрался брать кассу, да заподозрил во мне сыщика. Мы и впрямь, оказывается, когда-то с ним сталкивались. Я следил за ним, а он следил за мной. Но когда ты уволок мой сак, он уверовал, что я не сыщик, а пассажир-лопух. Влетел в кассу, а мы — тут как тут. Спасибо нашему осведомителю, предупредил нас о налетчике. Да, забыл представиться — агент сыскной полиции Гусаков. Чаю выпьешь?

…Через час Бекман вышел из участка с высоко поднятой головой. Его распирали горделивые мысли: «Теперь я секретный сотрудник! Буду знаменитым сыщиком…»

Ему и впрямь предстояло отличиться и войти в анналы истории криминалистики. Бекман примет христианскую веру. Крестным отцом станет Гусаков-старший.

Для Бекмана началась новая жизнь. Среди других своих профессиональных занятий более всего возлюбил посещение публичных домов. Особенно часто он проводил время у грудастой блондинки из остзейских крестьянок Анны Крюгер.

Тридцать первого января 1893 года Бекман сидел в номере Анны и пил пиво с крупными раками. Рядом, обнажив розовые ноги, развалилась в кресле пышнотелая Анна. Она плаксиво жаловалась:

— Бывают же негодяи! Повадился ко мне ходить один отвратительный тип. Изо рта гнусно пахнет, морда щучья, прыщавая, сам жестокий…

— Что, обижает? Так можем сдать в полицию.

Анна нетерпеливо дернула плечиком:

— Не в этом дело, Саша! Он и прежде ко мне захаживал. Ситро лишнее боялся заказать — голь перекатная, тьфу! Не люблю бедных мужиков. Нет денег, так люби свою жену, а не ходи к веселым девушкам! И вдруг этот клиент заявился днями — что тебе павлин с хвостом разноцветным: часы на золотой цепочке, сапоги хромовые со скрипом, новое пальто, одеко лоном французским за версту разит… Лыбится: «Я человек теперь состоятельный! Могу весь ваш бардак купить. И ты должна любить только меня. Иначе я сделаю из твоего замечательного тела отбивную котлетку с кровью». И так отвратительно заржал, зубы, как у лошади, — желтые…

— Как зовут его?

— Федор Юргин. Живет на Семеновской улице в доме Колесина. Он показывал мне еще пачку процентных бумаг…

— Умница! — Бекман чмокнул девицу в щеку. — Мне пора ехать!

Выходя из дома, осведомитель увидал, как к подъезду подкатил лихач. Из саней выскочил щеголевато одетый мужчина простонародного вида, крикнул извозчику:

— Жди меня! А вот тебе пока, поди выпей водки… — Он швырнул ассигнацию.

Лицо у гостя было некрасивым и узким, зато рост высоченный.

Бекман бросился ловить извозчика. Через десять минут он влетел в приемную Эффенбаха. Дежурному, задыхаясь, сказал:

— Пустите к полковнику! Наиважнейшее дело.

Эффенбах внимательно, ни разу не перебив, выслушал Бекмана. Когда тот замолчал, полковник спросил:

— Адрес «веселого дома»? — Записал, пожал руку гостю и, простившись, приказал: — Извозчику — запрягать! Со мной едут отец и сын Гусаковы. Иметь заряженные револьверы.

…Не прошло и часа, как верзила по фамилии Юргин был арестован и давал показания в кабинете Эффенбаха.

Психологи давно заметили странную на первый взгляд закономерность: люди жестокие, бессердечные, обладающие большой физической силой, в критической ситуации чаще всего оказываются трусами и предателями. Так случилось с рядовым солдатом-запасником драгунского Новороссийского полка, из крестьян, по профессии каменщиком, Федором Юргиным.

Едва ворвавшиеся в номер Анны Крюгер полицейские надели на него наручники, как этот ничтожный человек начал выкладывать полиции все, что мог, даже то, что не относилось к этому делу и никогда не могло быть узнано. Он донес на своего хозяина Колесина, который прятал женские часы, взятые Юргиным у Карепиной, на свою жену Софью, случайно узнавшую о преступлении и, естественно, не донесшую на мужа. Не забыл «стукнуть» и на собственную мать, которую упросил сохранить ценные бумаги и пять золотых монет…

На первом допросе присутствовали кроме Эффенбаха срочно снятый со своего поста на Пятницкой Филиппов, а еще Гусаков-старший.

— Что, любезный, ты знаком ведь с Иваном Архиповым? — спросил Филиппов.

Юргин аж подпрыгнул:

— А я рази не сказал еще? Простите, господа командиры, все, все сейчас доложу. Вот ни столечко, — он показал кончик мизинца, — не утаю. Знаю, знаю этого проходимца… Все равно мне пропадать, так пусть и Ванька-паразит сгниет на каторге. Дело, значит, было так…

…Впрочем, рассказ о своем преступлении в тот же вечер вели оба — и Юргин, и Архипов. Валили все друг на друга. Следствие продолжалось полтора месяца. На суде была выявлена довольно объективная картина. Суть ее в следующем.

Юргин и Архипов оказались не только давно знакомыми, но даже родственниками. Летом они некоторое время вместе работали штукатурами. Юргин получил громадную для него сумму — триста рублей.

Как на грех, в это время в больницу попала его жена. Кто-то однажды сманил Юргина в публичный дом. Парню там понравилось. Он зачастил с визитами к дамам легкого поведения. Деньги быстро разошлись. Тогда он промотал много домашних вещей, спустил почти всю одежду жены. И так пристрастился к порочной жизни, что уже остановиться не мог.

Когда жена вернулась домой, начались безобразные скандалы со взаимным рукоприкладством.

Однажды за выпивкой Архипов сказал Юргину:

— Моя барыня продала дом. Отхватила двадцать тысяч! Куда ей, старухе, такой капитал? — Это была выдумка, болтнул с пьяных глаз.

Юргин встрепенулся:

— А где она хранит деньги?

— Этого доподлинно знать не имею возможности. Не исключается, что таскает за собой в саквояже. По вечерам на Пресню к дочке ездит вместе с саквояжем.