Валентин Лавров - Блуд на крови

Эффенбах, как и все остальные руководители московского сыска, обладал отличными аналитическими способностями. И он непременно лично выезжал на места всех крупных преступлений. Прибыв во владения Карепиной по Знаменскому переулку, шеф увидал гораздо больше, чем его молодой сотрудник. На другой день в десять утра состоялось оперативное совещание, на котором Эффенбах устроил своего рода университет для московских сыщиков.

Итак, Эффенбах открыл оперативное совещание. С легкой улыбкой он заметил:

— Присутствуют все, кроме Филиппова. Причина уважительная: он решил лично допросить прибывшего два часа назад из Варшавы сына убитой. Да, я не оговорился. Мое твердое убеждение, что Карепину убили. Может, кто разделяет мою точку зрения?

Оказалось, что полковника поддерживают отец и сын Гусаковы, те самые, которые жили в свое время в меблированных комнатах Викторова и арестовали его — знаменитого московского убийцу, отправившего труп своей любовницы по железной дороге в корзине. Гусаков-старший сказал:

— Говорят, дескать, Карепина заправляла горящую лампу, да перевернула на себя керосин, который и вспыхнул. Какой же дурак заправляет лампу, у которой горит фитиль? Коли бы жертва опрокинула керосин, то он попал бы ей на юбку, но никак не на лиф. А обгорела как раз верхняя часть туловища.

— Хотел бы и я добавить, — вступил Гусаков-сын. — Если б Карепина горела, она бы активно двигалась, крики ее услыхал бы весь дом. Но криков не было, а труп лежит чуть ли не по стойке «смирно». Так может лежать лишь горящий мертвец.

Темпераментный Эффенбах хлопнул в ладоши:

— Браво! Но главное доказательство грабежа, уверен, нам скоро привезет сам Филиппов…

И, словно по волшебству, после этих слов массивные, уходящие под высоченный потолок двери распахнулись. На пороге стоял Филиппов.

— Прекрасно, коллега! — воскликнул Эффенбах. — Рассказывайте, какие новости.

Вид у Филиппова был несколько смущенный. Он испытывал смешанные чувства: неловкости и радости.

— Признаю, был не прав, когда пытался доказать, что смерть произошла по чистой случайности! Все утро беседовал со свидетелями. Теперь следствие располагает важными сведениями. Первое, сын убитой, военврач Александр Петрович, утверждает, что из дома матери похищены… — Филиппов достал из портфеля протокол допроса: — Похищены сто рублей, которые он послал матери к Новому году и которые она должна была сохранить для самого Александра Петровича. Дело в том, что он балуется картишками — страсть наследственная — и таким способом решил сохранить часть своего жалованья. Затем, из сундука украдены процентные бумаги на двенадцать тысяч рублей. Исчезли две семейные реликвии — старинные, усыпанные жемчугом дамские часы и большие, весьма ценные золотые мужские часы с репетиром. Всеобщее подозрение вызывает поведение дворника Архипова. Напомню, что тело покойной отправили в анатомический театр в три часа пополудни двадцать первого января, а в тот же вечер постоялка дома, крестьянка Мария Костина, придя на черную лестницу, нечаянно застала такую картину: Архипов усиленно звал к себе домой какую-то женщину, а та упиралась и шепелявила: «Нет, к тебе я теперь ни на шаг, ты завтра сам приходи и приноси деньги». Но Костина видела, как Иван поцеловал женщину и увлек ее к себе наверх. Женщина невысокого роста, была одета в старую котиковую шубу. Соседский дворник Козьма Калягин, знавший убитую лет тридцать, часа через два после обнаружения трупа Карепиной встретил Архипова с той же шепелявой женщиной. Согласно показаниям Калягина, он бросил упрек: «Как же ты, Иван, допустил сгореть барыне? И скажи по совести: где ты болтался сегодняшнюю ночь?» Архипов страшно заволновался, даже нос его сделался белым. А женщина вступилась: «Иван всю ночь был на дежурстве!» На это Калягин возразил: «Вот и врешь! Эту ночь была моя очередь дежурить. И тебя, Иван, на дежурстве не было. А видели тебя в „Русском трактире“, что на Трубной. Ты всю ночь пьянствовал. На какие шиши?» Вот, — закончил Филиппов, — вот, собственно, и все. Считаю доказанным, что Карепина погибла насильственной смертью. И к преступлению причастен Иван Архипов.

Слово взял Гусаков-младший:

— Похороны завтра на Ваганьково. Надо последить за Иваном, как он станет вести себя. У простого народа сильны суеверия насчет покойных, а мы эти суеверия… попользуем. И если поведение его будет подозрительным, надо сделать дома обыск, а самого арестовать.

Эффенбах возразил:

— А если обыск ничего не даст (не круглый же он идиот — держать у себя добро убитой)? И сам не признает вину? Нет, с арестом спешить не надо, а нужно последить на похоронах — и вообще посмотреть! — необходимо. Гусаков-младший, дайте указание дворнику Калягину (он наш надежный агент), чтобы провоцировал активное поведение Архипова у гроба. А вы — опытный филер — побудьте в толпе, понаблюдайте.

За Архиповым было установлено круглосуточное наружное наблюдение.

Согласно народному поверью, убийца не выносит погребальной службы по его жертве. Калягин, встретив на кладбище Архипова, как бы по секрету шепнул:

— Иван, хочешь сегодня узнать убийцу твоей хозяйки? Скажу секрет…

Архипов выпучил глаза, оторопело спросил:

— Как это?

— Ученые люди открыли, что, когда убийца сделает прощальный поцелуй своей жертве, у него в жилах кровь от волнения закипит и он сразу омертвеет.

Архипов недоверчиво покачал головой:

— Чепуха небось?

— В «Московском листке» написано. Газета у меня лежит дома. Я тебе дам почитать.

Голос Архипова задрожал.

— Такого быть не может. К тому же, смею выразиться, что вряд ли убийца на богослужении будет.

— Это другой резон, — солидно ответил Калягин. — Зато если припрется злоумышленник, так точно омертвеет. Кровь от волнения бросается в голову и там производит излияние в мозг. Убийца вначале впадает в паралич, а затем испускает дух. Только это секрет — молчок!

Отправился Иван Архипов в церковь на обедню, а ноги у него еле переставляются. Отстоял все-таки, а как отпевание началось, так сразу из церкви вон!

А его за воротник бдительный Калягин ловит:

— Ты куда к дверям стремишься?

— У меня в животе сильное бурчание…

Покачал укоризненно головой Калягин:

— Твою благодетельницу отпевают, а ты, паразит, прости господи, обосравшись? Стыдно, стыдно… — говорит он громко, на всю церковь.

— Да я в один секунд, — заискивает Иван, — до нужника и тут же взад вернусь…

Минут пятнадцать отсутствовал Иван. Калягин уже решил, что его подопечный в бега ударился. Так во все отпевание и отсутствовал. Но к прощанию он вошел в церковь.