Валентин Лавров - Блуд на крови

Кассир впился взглядом в знакомый почерк. Лицо его налилось кровью, дыхание стало прерывистым:

— Ну, мерзавец, держись! Теперь твоей любовницей будет тюремная крыса. Скорее арестуйте их всех! Они сейчас в Москве, на Переяславской улице, дом номер четырнадцать.

— Ценные бумаги при них?

— Вряд ли! Где-нибудь припрятали. Квятковский хитер. Ему нужно обменять бумаги на деньги. С этой целью я должен послать к нему своего знакомого из Гельсингфорса — некоего Хамиляйнена. Но за рекомендательным письмом он должен приехать ко мне в Харьков.

— Они знают его в лицо?

— Нет! Пусть я погибну, но и этого мерзавца упеку за решетку.

…Человек с орлиным профилем занял место в купе экспресса, несшегося к Москве. В его кармане лежало рекомендательное письмо. В старой столице ловкие мастера уже изготавливали на имя Хамиляйнена паспорт. Натуральный Хамиляйнен, шедший на квартиру кассира, туда не попал — он был арестован на улице.

Наступали решительные события.

Утром другого дня рослый мужчина в богатой енотовой шубе звонил в дом по Переяславской улице. Дверь чуть-чуть приоткрылась. На гостя уставился настороженный взгляд субретки.

— Я маклер из Гельсингфорса. Вот моя визитная карточка… — Незнакомец говорил с сильным чухонским акцентом.

— Господ нет дома. Приходите завтра в полдень.

Потоптавшись в нерешительности на пороге, приезжий сел в ожидавшие его сани и покатил в сторону Каланчевки. Он сразу же заметил, что за ним следуют легкие саночки, запряженные рысаком. У Красных ворот гость зашел в ювелирный магазин, долго рассматривал товар, выбрал себе дорогую солонку с эмалью — работу самого Фаберже — и последовал дальше, к гостинице «Славянский базар».

Новоявленные филеры вновь двинулись за сыщиком.

Ближе к вечеру человек, поселившийся в гостинице под фамилией Хамиляйнен, позвал комнатного лакея, доверительно спросил:

— А как у вас, братец, насчет… ну, этого?

Лакей понимающе хихикнул:

— Это вы о сладеньком? Как же, есть мамзели первый сорт. Всяческое обхождение знают. Одна имеется прямо из ниверситета.

— Пришли, братец, ко мне какую посисястей да по-брюнетистей — это когда я в ресторан пойду. Хочу сегодня разгул своей натуре сделать. И, черт с ней, пришли эту самую тоже — из университета. Женщины — как деньги: лишних не бывает.

Читателю уже знакома картина этой гульбы — с российским размахом и чухонским акцентом.

Когда две девицы с помощью официантов провожали гулену в номер, то одна из них — та, которая «из ниверситета», ловко отстегнула и спрятала за лиф массивные золотые часы купца.

Все это не помешало в двенадцать часов следующего дня побритому и благоухающему «Тройным» одеколоном фирмы «А. Ралле и Ко» (за три рубля сорок копеек флакон) гостю вновь явиться в дом на Переяславской улице. На этот раз его ожидали двое — Квятковский и Горошек. Он протянул рекомендательное письмо и бодро доложил:

— Только вчера из Харькова. Три раза обедал у кассира. Матильда Ивановна готовит превосходный борщ. — И лукаво подмигнул Квятковскому: — И очень ждет вас, пан, на трапезу. Прелестная пани!

Квятковский радостно улыбнулся. Теперь он поверил, что перед ним «неподдельный» посыльный.

Стали пить коньяк с кофе и торговаться. Договорились, что гость за два с половиной миллиона ценных бумаг выложит 1 200 000 наличными.

— Где гарантия, что вы найдете столь колоссальную сумму? — Воры испытующе уперлись взглядами в гостя.

Гость молчал. Он отлично понимал, что полиции негде взять такую уйму наличных денег. Потом он деликатно улыбнулся:

— Не стоит беспокоиться! Завтра я предоставлю такие гарантии.

…Весьма озабоченный гость покинул воровской притон.

Прибыв в гостиницу, Линдер тут же протелефонировал Кошко.

— Не кручинься, дорогой Ромуальд Викентьевич! — утешил генерал. — Завтра пришлю с утра посыльного, он передаст письменную программу действий.

Минут десять — пятнадцать Кошко сидел за столом, обхватив голову руками, и, как шахматист над партией, тщательно обдумывал следующие ходы в игре с коварными и опасными противниками. В отличие от шахмат, здесь ставка была велика — он рисковал жизнью одного из лучших своих сотрудников и двумя с половиной миллионами рублей.

Наконец он вышел к дежурному офицеру:

— Авто к подъезду!

И далее начались трюки, вполне достойные ученика сыщика «всех времен» Ивана Путилина.

Кошко помчался на Старую Басманную, 20. Тут помещалась телеграфная контора. Он уединился со своим старым приятелем Григорьевым, заведовавшим конторой:

— Выручай, братец! Завтра примешь телеграмму в Гельсингфорское отделение Лионского кредита с требованием перевода миллиона двухсот тысяч рублей. Сумма запоминающаяся! Так ты телеграмму прими, но не отправляй…

Далее генерал вернулся в свой кабинет и набросал на бумаге план действий. Еще через час, испуская тонкий аромат модных духов «Вера-Виолет» (семь рублей пятьдесят копеек за флакон), роскошная дама явилась в номер к Линдеру. Последний тут же потребовал шампанского и фруктов.

До полуночи из его номера неслись громкие тосты, игра на фортепьяно и пение. Потом, нетвердо ступая по коврам, постоялец вывел даму на Никольскую, крикнул извозчика, швырнул ему червонец, и тот даму умчал.

В кармане Линдера лежало послание генерала.

Утром он вновь покатил на Переяславскую. Отсюда вместе с Квятковским отправились в ближайшее почтово-телеграфное отделение на Старой Басманной. Седовласый чиновник принял от них текст телеграммы в Гельсингфорс: «Снимите со счета Хамиляйнена и переведите на его имя в Волжско-Камское отделение Москвы 1 200 000 рублей. Об исполнении срочно сообщите: Москва, Переяславская, 14».

Через час на почте появился сам генерал. Григорьев любезно отстучал на ленте текст ответа: «Деньги согласно требованию высланы». Лента была тут же наклеена на бланк, помечены место отправления — Гельсингфорс — и время.

Ранним утром следующего дня, когда обитатели дома номер 14 по Переяславской улице еще спали, снизу позвонил почтальон (его роль исполнил сыщик Потапов). Под расписку он вручил телеграмму и получил за свой труд трешник.

Теперь дело оставалось лишь за звонком Квятковского в «Славянский базар». Прошло утро, уже и день клонился к вечеру — телефон молчал. Кошко получил сообщение от агента, что в дом на Переяславской вошел низкорослый человек, известный в уголовном мире Санька Бабрекин по прозвищу Писарь. За ним числилось множество тяжких преступлений, в том числе убийств.

Линдер изнемогал в неизвестности. Ночью он почти не спал, как и генерал. Появилась опасность, что воры продолжают проверять личность Хамиляйнена.