Валентин Лавров - Русская сила графа Соколова

— Спаси, Господи, и помилуй!

Василий перекрестился и вновь поднялся на топчан. Он стал давить на крышку рывками и почувствовал, что она слегка поддается. Теряя последние силы, отчаянно напружинился — и раздался треск выламываемой крышки, потом грохот падающей тяжести, и… узник увидал над своей головой небо в крупных звездах, сиявших в чужом небе.

Ухватившись за край отверстия, он легко подтянулся и выбрался наружу. Возле подземной тюрьмы находилось какое-то помещение, похожее на складское. Невдалеке шумел прибой. Значит, море рядом!

Василий устремился навстречу родным звукам. Вскоре он достиг причала. Опытным взглядом различил на внешнем рейде громаду военного парусного трехмачтового корабля. Возможно, боевой фрегат ожидал прилива, чтобы выбраться в открытое море.

— Но как добраться? — вслух размышлял матрос. — Можно было бы вплавь, но от соленой воды вновь начнется кровотечение из раненой головы.

Вдруг он заметил чье-то фунэ, прикрепленное толстой цепью к бетонному причалу. Заглянул в лодку. К неописуемой радости, разглядел лежавшие там весла.

— Прости, Господи, мое прегрешение! — перекрестился богатырь. — Отродясь чужого не брал, но положение мое пиковое… Деться некуда!

Он играючи вырвал цепь из носового кольца, оттащил лодку к воде, вспрыгнул в нее и стал энергично и бесшумно грести. Чуть позже Василий с обезьяньей ловкостью взбирался на борт по якорной цепи.

Уже во время этого короткого путешествия по командам, раздававшимся на палубе, и некоторым специфическим выражениям матрос догадался: «К своим попал!»

Действительно, судьба, словно осудившая Югова на вечные испытания и приключения, вновь его испытывала. Он попал на знаменитую «Палладу», которая в 1850-х голах совершила плавание из Кронштадта через Атлантический, Индийский и Тихий океаны к берегам Японии. На борту фрегата находились вице-адмирал Е. В. Путятин и писатель И. А. Гончаров.

Таинственный занавес истории здесь опускается.

Лишь знаем мы, что в конце концов матрос очутился в Китае. Провел здесь несколько лет. И вот, битый, трепанный судьбой, подрядился он в Шанхае за проход до одесского порта палубным матросом на греческое судно «Патрос». Это место как раз освободилось перед отходом грузового судна, ибо предшественник Югова, матрос-китаец, напившись рисовой водки — замечательного крепкого напитка, знакомого Василию не понаслышке, свалился за борт и не выплыл.

И вот волны Желтого моря убегали за кормой, и, как поется, след их вдали пропадал. «Патрос» полным ходом приближался к родной земле, на которой согласно российскому законодательству матросу Василию Югову грозили самые суровые кары за неподчинение капитану и «бунт на корабле».

Судовое начальство было весьма довольно русским великаном, ломившим за троих. Англичанин-боцман, зная о намерении Югова покинуть «Патрос» в Одессе, уговаривал:

— Оставайся на судне, сделаю тебя старшим матросом. Русские моряки — отличные ребята. В море безотказные, на суше — драчуны отчаянные и всегда — верные товарищи. А ты к тому же по-английски, по-японски и по-китайски прилично говоришь.

— Домой хочу, — твердил Василий.

— Вольному воля, — согласился боцман.

Взобравшись на грот-мачту, Василий разглядел на самом горизонте узкую полоску земли и заплакал — это была Россия.

Если ждал матроса там караул, то вовсе не почетный. Но что делать, коли на чужбине сохнет душа россиянина!

Было единственное место, где матрос мог чувствовать себя хорошо и в относительной безопасности, — в семье Гиляровских. Дед Гиляровский некогда управлял имением Светелки, принадлежавшим некой Наталии Назимовой. Его сын Алексей Николаевич окончил семинарию и был помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева.

Но вот Алексей Николаевич получил хорошее место чиновника в губернском правлении, и вся семья собралась в Вологде.

Однако на лето дед забирал с собой шаловливого и быстро развивавшегося умственно и физически внучонка Вовку и отправлялся в Светелки — чудное место, окруженное дикими, нетронутыми лесами, полными зверья и птиц, с водоемами, кишевшими рыбой.

Сюда и прибыл однажды замечательный матрос. Легко догадаться, что это сухопутное путешествие стоило многих морских: стольких опасностей удалось ему избежать, такой выносливости, такой смекалки потребовалось, чтобы в лесных дебрях без карты и компаса отыскать Гиляровских, которых он знал и любил еще с молодых лет.

Василий предстал в совершенно диком виде — обросший, с всклокоченной бородой, искусанный мошками, с телом исцарапанным и отощавшим. И все же он выглядел вполне еще богатырем, и грудь победоносно охватывала вылинявшая и пропитанная потом тельняшка. Невозможно было понять, как его не схватили те, кому надлежит следить за правопорядком, и как ему удалось отыскать Гиляровских.

Как бы то ни было, но встреча была радостной и по-русски гостеприимной. Для Югова протопили баню, где лед и Вовка изрядно отходили его березовыми вениками, причем малец норовил врезать покрепче.

Василий блаженно кряхтел на полке и тяжело переворачивался с живота на спину:

— Еще, еще…

Потом разомлевшего, отмывшегося матроса стали одевать. Лед — не японец, был корпуленции могучей и человеком замеса крутого, роста саженного, в груди неохватный, вот и отдал он матросу свои порты да рубаху плисовую. На ноги удобно пришлись лапти ношеные, в ходу легкие. (Вскоре отец, гостивший в Светелках и уезжавший в Вологду, вернулся с роскошным подарком — хромовыми сапогами, сшитыми по мерке на ногу матроса. Привез он ему и другую одежду.)

Повариха Дуняшка, рано овдовевшая солдатка и томившаяся от собственного могучего здоровья, зажарила целого ягненка, уставила стол солеными грибками, холодцом, огурчиками, капустой и множеством других вкусных и обычных продуктов русской деревни. Лед водрузил на стол бутыль медовухи.

— Спасибо вам, Дуняша! — деликатно говорил млевший от любовного восторга моряк, откусывая от стрелки зеленого лука. — Благодарю за ваше приятное угощение. — И он останавливал долгий взор на ее широких бедрах.

— Чего уж там! — млела Дуняшка, и ее необъятный бюст колыхался, словно океанская волна в предвестии шторма.

Дед и отец добродушно посмеивались, наблюдая Дуняшкино волнение. Матрос рассказывал о том, как живут люди в Японии и Китае, что пьют нагретую на огне водку, а едят там ростки бамбука — есть такое тощее дерево, — лягушек и плавники акулы.

Еще прежде решили: во избежание неприятностей навечно забыть имя — Василий Югов, но новое придумать не успели. И вот здесь произошел конфуз.