Снорри Кристьянссон - Род [litres]

Старая женщина глубоко вдохнула, потом медленно выдохнула. Потом, не говоря ни слова, проделала это еще раз.

– Моим ножом, – сказала она наконец.

Хельга кивнула, Эйнар тоже.

Хильдигуннюр выглядела так, словно хотела заговорить сразу о многом.

– Кто бы это ни сделал, – в конце концов сказала она, – он должен был умыкнуть нож со стола не меньше дня назад, потому что я не видела его с первого вечера.

– Ох, – сказала Хельга.

– Что «ох»? – спросил Эйнар.

– Это значит, что убийца планировал это сделать, – сказала Хельга. – А это еще хуже.

Хильдигуннюр кивнула.

– Ох , – сказал Эйнар.

– Вынесите его во двор, – сказала Хильдигуннюр. – Мы укроем его и унесем в поля, выроем ему могилу. Это меньшее, что мы можем для него сделать.

– А потом? – спросила Хельга.

– Потом мы найдем того, кто его убил, – сказала Хильдигуннюр. – Так что надо спросить себя: причины были у многих, но у кого была самая веская?

Руна дергала за ветку ежевичного куста, пока не оторвала ягоду, и с отвращением фыркнула, раздавив ее пальцами.

– Может, если бы ты была чуть мягче, тогда… – начал Аслак, но Руна обернулась и уставилась на него; под таким взглядом затрещал бы и лед.

– Закрой рот, – рявкнула она.

– Я просто хотел…

– Я знаю, что ты просто хотел . Ты понятия не имеешь…

Аслак, улыбаясь, посмотрел на нее.

– Если что, я буду вон там со своей корзинкой, полной ягод, – сказал он и убрел в сторону.

– Да и убирайся! – крикнула ему вслед Руна. – Ты это достижением считаешь? Что ягод сраных набрал?

Аслак остановился, спокойно поставил корзину и обернулся. Потом подошел к ней, мягко заговорив:

– Нет, но вырастить счастливых детей, у которых мать – стервозная кобыла? Это достижение.

У Руны отвисла челюсть.

– Вести себя с тобой так, как я хочу, а не так, как ты заслуживаешь? Это достижение.

Она открыла рот, чтобы ответить, но окрепший голос Аслака перебил ее:

– Знать, что я могу уйти когда угодно, и не уходить? Это достижение.

Он подошел на полшага ближе и ухватил Руну за ворот рубашки. Вывернув его, он притянул ее лицо к себе и сказал:

– Не давать этой семье развалиться, когда в ней есть ты, – это достижение.

Она вцепилась в его кисть, но Аслак не отпустил, а схватил ее за запястье и оттолкнул ее руку.

– Ты всегда смотрела на меня свысока, – прошипел он, – всегда считала, что заслуживаешь чего-то – кого-то – получше. Так вот, я от этого устал.

Аслак посмотрел безумным взглядом в глаза Руны.

Кулака он не заметил.

Его голова дернулась, и он отпустил запястье жены, схватившись за ухо.

Руна потерла покрасневшую руку.

– Странное время ты выбрал, чтобы вести себя как некое подобие мужчины, Аслак Уннторссон, – сказала она и сжала губы в тонкую линию. – И если решишь еще раз стряхнуть пыль со своей мужской гордости, не делай это так. Никогда. Если не хочешь проснуться со своей мужской гордостью во рту.

Она повернулась и зашагала туда, где слышались голоса играющих детей.

– Когда мы поженились, я обещал тебе, что наш союз ничто не разрушит, – сказал ей в спину Аслак. – И я это обеспечил.

Руна чуть замедлилась, когда эти слова настигли ее, но потом заторопилась прочь.

– Теперь все будет лучше, – сказал Аслак ежевичным кустам. – Все будет лучше.

Когда он поднял взгляд, Руна уже скрылась.

Дерево под пальцами Хельги было грубым, и ее руки болели. Ей не удалось найти удобный способ продолжительной атаки на окровавленные доски, из которых была сколочена постель Карла, и пятна упрямо сопротивлялись любым попыткам их оттереть. Но пока она работала, ее мысли свободно блуждали.

Когда она представляла себе Карла, первым, что она видела, был гнев, злоба бешеной собаки, жаждущей в кого-нибудь вцепиться. Может, он связался с тем, с кем не стоило? Он разбил нос Йорунн – было ли этого достаточно, чтобы убить? Он оскорбил Бьёрна и угрожал Сигмару. И еще то, как он на нее смотрел. Даже в разгар лета, даже зная, что он мертв, Хельга почувствовала ползущий по спине холодок и поежилась, чтобы привести себя в норму. Может, он так посмотрел на кого-то еще? На чью-то жену ?

– Они вернулись. – Голова Эйнара исчезла за дверью дома так же быстро, как и появилась.

– Как раз из-за этого мы в эту дрянь и влипли, – пробормотала она. Откинулась назад и выжала тряпку в ведро. Капли стали заметно светлее: когда она только начала, они были темно-красными, так что это было уже своего рода достижение. Она поднялась, хрустнув суставами, и отвернулась.

Образ ворвался в ее мозг с такой силой, что у нее подогнулись колени.

Амулет.

Проклятый амулет.

Он что-то прятал под рубахой, когда дрался с Бьёрном. Оно блеснуло на свету, когда он предлагал ей помочь с посудой. Это был серебряный молот Тора.

Хельга, спотыкаясь, направилась к двери; ей вдруг стало трудно дышать. Это казалось ей важным.

Тело покоилось снаружи, Хильдигуннюр укрыла его полотном. Рядом лежал, понурив голову, мастиф, выглядел он жалко. За спиной у себя Хельга слышала голоса – Бьёрн и Йорунн? – доносившиеся из сарая с дровами. Ей нужно было проверить, причем быстро.

Когда она присела возле трупа, пес вскинул голову и нехотя заворчал на нее.

– Тсс , – прошептала Хельга. – Все хорошо.

Она стремительно стянула полотно, открыв бледное лицо Карла, его шею – и больше ничего.

– Что ты делаешь? – позади нее стояла Хильдигуннюр.

Хельга замерла.

– Я… Э… – Она оглянулась через плечо, зажмурившись, чтобы солнце не слепило глаза. – Мне надо было проверить.

– Что?

– У него был амулет. А теперь его нет.

Солнце за спиной Хильдигуннюр превращало ее в темный силуэт.

– Понятно, – и сразу же: – Поднимайся, быстро . Они идут.

Хельга поднялась, ощущая тревогу. Она обнаружила что-то важное? Или сделала что-то не так? Но ее мать ничего не говорила, ничего не объясняла. «Что она вообще сейчас чувствует?» Хельга поняла, что не знает. Ее мать удивилась, а потом рассердилась… но почему? В тот момент она подумала, что Хильдигуннюр с тем же успехом могла злиться на Карла, посмевшего без разрешения умереть на хуторе. Посмотрев за ворота, она увидела, что приближаются Аслак и Руна. Даже за сотню ярдов было заметно, что между ними все – чем бы оно ни было – стало еще хуже, чем прежде.

– Этими плечами хоть камни дроби, такие они одеревеневшие, – еле слышно пробормотала ее мать, взглянув на Руну.

Хельге пришлось подавить смех, вызванный отчасти смешным и точным наблюдением, а отчасти тем, что ее мать снова стала собой.

– Как Агла?

– Она всегда была хрупкой, но, думаю, справится, – больше Хильдигуннюр ничего не сказала, потому что Аслак и Руна были уже почти в пределах слышимости.