Селим Ялкут - Скверное дело

Плахов отмолчался, а Леня возмутился. — Ты по делу говори. Что ты все Маша, Маша… Маша будет раз в месяц передачи носить…

— А что с Кудумом? — Спросил Плахов. Он хотел изменить тему.

— Во Франции твой Кудум. — Подсказал Леня. Только вчера он вкратце обсудил эту тему с Балабуевым.

— Не знаю. Не удивлюсь, если Павел… А, впрочем… — Сказала англичанка.

— Не ты скажи, что впрочем… — Сказал Леня.

— Георгис в Афинах.

— А это кто такой? — Насторожился Леня.

— Он собирается к вам. — Сказала англичанка.

— Я его не видел после похорон.

— Ага. — Догадался Леня. — Ученый.

Наступила долгая пауза. Леня отхлебнул из банки. Немного осталось… Сейчас все прояснится…

— Ноги устали. — Пожаловалась англичанка. — Туфли помогите снять, кавалер.

Видно, Плахов устроился на колено, помогать. — Стол мешает.

— Что тебе стол. — Сказал разочарованно Леня, не ведая, что последует дальше. Возникла пауза. Потом металлический шелест (Лене он напомнил начало утреннего зова с минарета). Стало невыносимо тихо. Леня ощутил даже спиной, он готов был проклясть себя… Плахов наткнулся на жучок и сейчас показывает его англичанке. С той стороны раздался кашель. Ясно, рассматривают находку.

— Что это? — Пискнул потрясенный Плахов.

Снова пауза. Потом женский голос: — Мало того, что они каждый день…

— Вы думаете? — Спросил Плахов… И все стихло. Жучок прохрипел и замолк.

Леня перевел дух. Такое впечатление, сейчас ворвутся к нему в номер. Хоть это, конечно, ерунда. Элен явно подумала на турок. Хорошо, если так. Но Плахов не дурак. Его номер, а он причем? Начнет соображать… Леня заметался (не забыв проверить запертую дверь). Мысль пошла пунктиром. А как здорово все получалось… Он бы… А что теперь?., ясно, на турок подумают… Плахов лопух… Или нет?.. Конечно, лопух… Нужно поаккуратнее…. И вообще, что теперь делать?… Последняя мысль Леню отрезвила. Пора ему было возвращаться.

На следующий день Леня взял себе отпуск. Проехался по Босфору, на набережной съел бутерброд со свежей рыбой. Молодцы турки. Бочком, бочком, а выбрались в цивилизацию. Нам бы так…

Заснял незаметно раскоп и его обитателей. С разных точек и привязкой к местности. Техника позволяла. С Карапузом Леня встретился отдохнувшим и бодрым. Привел в порядок мысли. — Сворачиваемся. — Сказал огорченный Карапуз. — Пришла злая. Кто? Кто? Да, эта англичанка чертова. Всех распустила. Каникулы на месяц. А то и больше. Разве они скажут.

— С чего она так?

— Кто знает? Москвич уезжает… За две недели вперед получу, а там, как жить? Такое место. Размечтался. Ну, как с твоей фирмой? — Карапуз заглядывал Лене в лицо.

— Отчитаюсь перед начальством, дам знать. Знаешь, какой наш бизнес… Идем. Если не пьешь, поедим, как следует. Только учти, плачу я.

— С какой радости?

— Считай, повезло.

— Я местечко знаю. Пойдем, раз ты такой добрый.

В комнате по другую сторону коридора в служебной части музея стоял, прикрытый пустой вешалкой, железный шкаф. — Трудно было не заметить. — Бормотал негромко Балабуев. — Но и сейчас не поздно.

Действительно, не поздно. Охранник распахнул металлические дверцы, и, не глядя на Балабуева, сказал: — Готово… Боковым зрением он Балабуева достал, но того интересовало сейчас содержимое шкафа. Следователь провел рукой по корешкам папок и стал стаскивать их на стол.

— Ну, девочки, налетайте. А вы, Федор, чего стесняетесь?

— Рабочий день закончился. — Заявил обнаглевший Картошкин. Он чувствовал, что взял верный тон.

— Смотри, какой гордый, прямо диссидент.

— А вам не нравится?

— Почему? Нравится. (Еще бы не нравилось, Картошкин завоевывал авторитет буквально на глазах.) Так вот. — Следователь обратился ко всем, только охранника отпустил, все же он Балабуева смущал. — Насчет рабочего дня. Не только не закончился, но еще не начинался. Или работаем, как я скажу, или расходимся по домам, музей опечатываю, а продолжу уже в другом составе.

— И все-таки… — Не сдавался Картошкин.

— Не нужно, Федор. — Света тронула бунтаря за руку. Как важна женская поддержка в борьбе с произволом. Картошкина отпустило.

Все дружно уселись за стол. Если бы только Балабуев знал, с чего начать. С чего? В таких случаях он рассчитывал на вдохновение.

Рабочие журналы, перечень результатов. Каких? Зачем? Как и все люди действия, нацеленного на результат, Балабуев считал ученых бездельниками. Не науку в целом, а многих ее служителей. И факты под рукой, не нужно далеко ходить. Вот эти отчеты. Знать бы, что искать? И есть ли оно здесь — это искомое? Балабуев перелистывал страницы. Похоже, не то. И это не то.

Тут Балабуева толкнуло под руку. Стоп. Отчет о командировке в Стамбул пятилетней давности.

— Что так и значится — Царьград? — На полях было написано.

— Официально, Константинополь. — Наташа отвечала. — Это для своих. Павел Николаевич, видите, сбоку написал: Для дорогих женщин, чтобы историю не забывали.

— А как Плахов?

— Для служебного пользования — только Константинополь. Византийцы — они же греки, ромеи.

— Но Стамбул…

— У нас Музей Византии. Причем здесь Стамбул.

— Ваша правда. Стамбул не причем.

Отчет был внушительный, текста много и фотографий хватало. Кости, аккуратно выложенные на дне квадратной ямы рядом с линейкой. Фрагменты ржавого оружия, глиняные черепки.

— Тут захоронения времен последней осады. Так Павел Николаевич считал. До того, как турки взяли город.

— И после. — Уточнила Света. — Они с Алексеем Григорьевичем спорили.

Балабуев тем временем рассматривал снимок: Участники раскопок стояли, запечатленные в рабочих позах, опершись на лопаты. Балабуев повел пальцем. Кульбитин. Живой еще (Вздохнул). А Плахов где?

— Они по очереди ездили. — Пояснила Света.

— Понятно. Это английская, так сказать, леди. Это кто?

— Это из Греции профессор. У него проблемы были, турки его пускать не хотели.

— А почему пустили?

— Они, как международная экспедиция. Не имели права.

— Прямо, шпионы. Тоже международные.

— Как вы можете… — Обиделись женщины.

— Шучу, шучу. Святые люди… — Признал Балабуев, а Картошкину подмигнул, выбрал мгновение.

— Это рабочий. Смешной такой. Его Павел Николаевич нашел. Карапузом звали. Он и сюда приезжал.

— Интересно. — Сказал Балабуев. — Приезжал, значит. А эти?

— Еще один рабочий. А это Гарик.

— Кто такой? — Насторожился Балабуев. Сравнительно молодой человек, лет тридцать, выделялся бравым видом. Стоял, небрежно опершись на лопату. Вместе со всеми и чуть отдельно. Обращал на себя внимание.

— Он у Павла Николаевича стажировался, хотел в аспирантуру. Откуда-то из Еревана. Гарик. Габриель, если полностью.