Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

— Есть ведь и такие, кому карточки не положены, — словно прочитав ее мысли, пояснил Хаим. — Если родные не помогают, то пиши пропало. Впрочем, у нас район дружный. Я надо кому что починить — починю. Соседи всегда едой поделятся. Мы и детишек крестьянина этого пришлого всем двором понемногу подкармливали. Он потом куда-то дальше подался — то ли работу нашел, то ли в поля вернулся, я не знаю. А Тося осталась. Дворничиха она теперь у нас. Да и по хозяйству всем помогает. За еду, вещи и добрые слова. Она хорошая. В наше время рассудок многим изменяет от горя и голода. На такое сердиться — зло. Тем паче, с Тосей случай легкий: при нормальном питании болезнь ее оставит. Мне так Яков сказал, а он все же в психиатрической лечебнице работает. В подтверждение этого Тося несколько дней назад начала говорить. Это большой прогресс!

Света давно уже понимающе кивала, пытаясь извиниться за свое глупое поведение.

— Не знаю, что на меня нашло, — говорила она. — Так, знаете, жутко: тело и лицо взрослого человека, повадки трехлетней девочки, а слова, слова совершенно нечеловеческие, как из какой-то книжки ужасов… Вот! — Света решительным жестом сдернула с головы косынку. — Это чтобы волосы подвязывать. Она новая, только пошитая. Передайте вашей Тосе, пожалуйста, от меня с извинениями… Пусть поправляется. Бедняжка…

Когда первая неловкость прошла, Света огляделась. Дома у деда Хаима остро пахло лекарствами, но в целом было очень уютно. Печка в небольшом предбаннике гарантировала тепло зимой, а два небольших приоткрытых окошка, защищенных от жаркого солнца плотной тканью, обеспечивали прохладу летом.

— Дорогуша, что там? — послышался низкий женский голос из дальнего, отгороженного старинной ширмой угла комнаты. Света знала, что дед Хаим живет не один, а с тремя кошками и «проклятием всей своей жизни вертихвосткой Фаней Павловной». Голос был явно не кошачий, но и на «проклятие», судя по теплым интонациям, говорившая походила мало. Поскольку вышеозначенная характеристика второй жены деда Хаима была дана его первой женой, Света особо не удивилась, только немного расстроилась, что разговора наедине не получится. Впрочем, чего она ожидала? Ведь знала же, что Фаню Павловну парализовало в ту же неделю, как дед Хаим после многолетнего романа ушел наконец к ней из законной семьи. Знала также, что Хаим Исаакович с тех пор исправно ухаживал за больной Фаней Павловной, при этом по-прежнему помогал бывшей семье, всем знакомым и вообще всему окружающему миру.

— Кто бы вы ни были, здравствуйте! — снова подала голос хозяйка.

— Здравствуйте! — прокричала Света в ответ. — Меня прислал товарищ Морской, нам нужно разузнать кое-что об одной девушке. Она ходила в синагогу, и Морской считает, что вы можете ее знать… Милена Иссен. Слышали про такую?

Дед Хаим немного подумал, а потом отрицательно помотал головой.

— Что за странная мысль, будто раз в синагогу ходила, то Хаим знает? Если бы еще хотя бы в мою родную Мордвиновскую, я бы мог понять, а так… Будто в городе одна синагога, или будто бы Хаим знает всех харьковских жителей.

Света расстроилась. Коля — после разговора с коллегами, следившими за перемещениями Милены, и после опроса работников оперного театра про Ирину — с загадочным видом говорил: «Есть кое-что, вечером у Морского обсудим». А единственный разговор, который выпал на Светину долю, оказался напрасным…

— Дорогуша, не говори гоп раньше времени! — задумчиво протянула Фаня Павловна в этот момент. — Проси изображение. Имена и фамилии в наше время доверия совершенно не заслуживают!

— Точно! — Света вспомнила про фотографию, изъятую Колей у Эльзы Триоле, и радостно, совершенно как Коля в моменты озарения, стукнула себя ладонью по лбу. Оказалось, что это больно, и, не удержавшись, Света громко ойкнула…

— Повадки трехлетней девочки, говорите? — хмыкнул дед Хаим, и Света снова смутилась, поняв, что хозяин ее жалобы на бедную Тосю так и не простил. Хаим Исаакович тем временем всмотрелся в фотографию и воскликнул: — Это совсем другое дело! Полное имя девочки, может, и Милена, но мы знали ее как Лену. Это Леночка Иссенберг. Я хорошо знал ее покойных родителей и довольно тесно общался с ее сестрой в последние годы. Что вас интересует?

Тем временем обзорная экскурсия по местам Маяковского приближалась к концу. Несмотря на специфические обстоятельства, Морской старался держать уровень. Как ни крути — экскурсия для иностранцев, да еще и близко знакомых с героем рассказа, ко многому обязывала.

Напоследок решили пройтись по окружающему бывший институт благородных девиц Профсоюзному парку, но его временно закрыли на реставрацию. Зато аллеи примыкающего сюда же Университетского сада призывно ждали гостей. Водитель замешкался, реанимируя внезапно уставший и начавший чихать автобус, а Морской повел группу к центральному входу Университетского сада. Правда, на месте памятника основателю харьковского университета Василию Каразину теперь тоже красовались строительные леса.

— В Харькове нынче все строится, а что не строится, то на реставрации, — прокомментировал Морской. — Живем в атмосфере вечного ремонта, зато к концу второй пятилетки обещаем стать лучшим городом в СССР. А за памятник Каразину не волнуйтесь. Его перенесли в другое место. Поближе к моей редакции. Проходя мимо, я, конечно, всегда интересуюсь у памятника, как дела. Поверьте, Василий Назарович своему перемещению только рад. Хотя бы потому, что он стоит теперь прямо возле своего любимого детища — у бывшей Университетской церкви, — проговорил Морской. — А тут, на прежнем месте, у входа в Университетский сад, вскоре появится нечто грандиозное.

— Памятник Тарасу Шевченко, если не ошибаюсь, — дополнила всезнающая Эльза Юрьевна и тут же выдала источник информации: — Я разговорила соседку. Такая умница, такая красавица! И муж ее, как мой Луи, талантливый поэт. Жаль, пьет нещадно и характером несносен. Соседку звать Наталия Ужвий. Вы знаете такую? — Владимир кивнул, нервно озираясь в надежде, что на сообщение про личные невзгоды Ужвий и Семенко никто из присутствующих не обратил внимание.

— Мадам в разведку надо посылать, — коротко хохотнул вышагивающий рядом Гавриловский. — Кого угодно разговорит, расположит и рассекретит. Пожалуй, в следующий раз возьму ее с собой в Немецкое консульство. Хлопоты о выделении запчастей на авто тогда уж точно разрешатся в нашу пользу. — Он тут же спохватился: — Прошу сто раз пардона. Я просто мыслями сейчас в процессе усовершенствования выделенного нашей группе автомобиля. Автолюбитель, что с меня возьмешь. Еще и моя нелепая привычка думать вслух. Проговаривая, систематизирую сознание, вот и озвучиваю вечно собственные мысли, часто совсем не интересные для окружающих…