Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

— Сам не пойму, — честно признался Коля. — Иностранцы говорят, им любопытно, что за человек такой та балерина, которую их покойная знакомая решила скопировать. Позвали познакомиться. В принудительном, так сказать, порядке. Но Онуфриева держится хорошо. Городские истории рассказывает идеологически выдержанные, места для посиделок выбирает одобренные для посещения иностранцами. Ей есть к кому обращаться за консультациями. У нее муж — спец по экскурсиям. Он даже в последний раз в командировку к немецким товарищам из компартии ездил не как журналист, а как представитель общества краеведов.

«Стоп! — мысли Коли уже цеплялись за очередную ступенечку. — Надо будет расспросить Морского подробнее о последней поездке в Германию».

— Ладно, понял, — устало отмахнулся от потока ничем не способствующей расследованию информации Игнат Павлович. — Нá тебе, кстати, протокол про место преступления. Ты ж запрашивал?

Он протянул Коле папку с несколькими печатными листами, а сам вернулся к расспросам.

— Дело ясное, что дело у тебя пока темное. А нам просвет нужен как можно скорее. Убийство это всем нам вот-вот боком выйдет. Висяком это дело оставлять нельзя. И афишировать его тоже сильно не следует. Кстати, ты за домом Хаима Дубецкого зачем слежку поставил?

— Не могу сказать, — Коля упрямо нахмурился. — Проверяю одну гипотезу. Вы сказали, могу использовать ребят, если надо. Вот, понадобилось.

— Сказать-то сказал. Но людей не хватает! А ты аж троих на наружку забрал. Ночью один, днем другой, вечером третий — ты у нас капиталист, что ли? Отчего аж три человека на тебя с утра до вечера вкалывать должны? И что это еще за произвол? Дежурят по одному, чего ждут — непонятно…

— Они в гражданском, — принялся оправдываться Коля, — значит, по одному можно… И ребята не на меня работают, а на общее дело. Разве нет? Хаим Дубецкий слишком много знает про нашу жертву. Пока не хочу говорить, как именно, но мне кажется, слежка за ним может вывести нас на убийцу.

— Короче, — Игнат Павлович никогда не был сторонником долгих споров, потому сразу перешел к приказаниям. — Хочешь вести наружку — веди сам. У меня особый отдел людей на задержания требует. Им своих не хватает уже. Потому вот тебе распоряжение: чтоб лично сменил товарища Доценко не позднее шести. Впрочем, — тут Игнат Павлович заглянул в какие-то бумаги и смягчил приговор: — Можно в шесть тридцать. От слежки Доценко сразу к задержаниями перейдет. Бригада, в которую его командирую, прямо в том районе и работает…

Коля Игната Павловича почти не слышал, одеревеневшими пальцами листая отчет. «Одна деталь! Надо же, — думалось ему, — одна деталь, а так много меняет и перечеркивает…»

— Кстати, один из адресов прям и есть тот дом, за которым ты следишь! — обнаружил в этот момент Игнат Павлович список тех, кого бригада с Доценко сегодня должна будет арестовывать, и передал его Коле. Эта бумага принесла Горенко еще меньше радости.

— Итого, — подытожил Игнат Павлович, — иди подготовься, подумай, что говорить будешь, и айда к Журбе на ковер рассказывать, как идут дела. Я вижу, что никак. Но ты подумай, и пусть ко времени доклада у тебя будут хоть какие-то внятные гипотезы.

Но думать сейчас Коля мог только об одном. К тому же в коридоре он столкнулся с деловито спешащей в его кабинет Светой.

— Фамилия домовладельца — Заславский, — с победным блеском в глазах заявила она. И Коля мог поклясться, что так и думал. На объяснения со Светой совершенно не было времени, поэтому он начал сразу с просьбы.

— Слушай меня внимательно! — Он заглянул жене в глаза, всем своим видом подчеркивая серьезность ситуации. — Я сейчас отлучиться никак не могу. Сначала иду на ковер к начальству, потом выхожу на дежурство в наружное наблюдение. Которое, кстати, никому уже и не нужно, но отменить я его тоже не могу — рассказал уже всем, какое оно важное.

— Ты же знаешь, что я ничего не понимаю в том, что ты сейчас говоришь? — на всякий случай вставила Света.

— Да, да, я знаю, — спохватился Коля. — Это я больше сам для себя говорил. А для тебя вот что: очень тебя прошу — разыщи Морского и предупреди, что в доме деда Хаима сегодня будет происходить задержание. На жительницу подвала соседи подали жалобы за антисоветские высказывания. Пусть Морской сегодня держится оттуда подальше.

— Что? — Света сокрушенно схватилась за голову. — Какое-такое задержание? Я знаю эту жительницу. Я тебе про нее рассказывала. Это сумасшедшая Тося. Она даже если и говорит что-то такое, то уж никак не со зла. За что ее задерживать?

— Вот это как раз меня волнует меньше всего. Раз задерживают, значит, есть за что. Если не за что, то разберутся и выпустят. Ты, главное, Морскому скажи, чтобы туда не совался. Я, если не предупрежу, буду себя виноватым чувствовать…

— То есть как это «волнует меньше всего»? — стояла на своем Света. — Я Тосю лично знаю. Она хорошая. Скажи своим, чтобы ее не трогали.

Коля даже рассмеялся.

— Рад, что ты такого высокого мнения о моем умении влиять на людей. Но вообще-то, кому бы я что ни говорил, задержание уже прописано. — Тут Коля заметил, что Света всерьез переживает. — Эй! — попытался подбодрить жену он, хотя сам тоже готов был вот-вот раскиснуть. — Все в порядке. Ты же сама говорила, что девица не в себе и ерунду несет всякую, пугая гостей деда Хаима. Не будет больше пугать.

Свете утешения явно не помогли.

— Слушай, — горячо заговорил Коля, не совсем понимая, к Свете он обращается или сам к себе. — Так устроен мир, что нарушители должны отвечать за свои нарушения. Иначе начнется хаос, и все рухнет. Понимаешь? Часто бывает сложно с этим смириться, но справедливость иногда бывает жестокой. Есть такое золотое правило: не знаешь, как поступать — действуй по закону. — Он тяжело вздохнул и сочувственно обнял жену за плечи. — Закон гласит, что никому нельзя проявлять неуважение к нашей родине и позволять себе антисоветские высказывания. Согласна?

Прежде чем Света успела ответить, пробегающий мимо Игнат Павлович уже схватил Колю за локоть и потащил за собой.

— Журба раньше освободился, зовет нас с тобой вместе материалы дела поизучать. Пойдем, пойдем, не время сейчас для телячьих нежностей и заигрываний!

Упомянутого начальством оперативника Коля взял еще и потому, что знал его с детства. Антон Антонович Доценко, он же Доця, он же Дядя Доця для своих, жил в доме, где прошло Колино детство. До революции Дядя Доця был с законом не в ладах. Частенько попадался на краденом, но у своих не брал, а если ловили, возвращал все чистосердечно и весело, потому городовые особой строгости к нему не применяли и держали на свободе под наблюдением. После гражданской как в настоящем представителе народа в Дяде Доце проснулось осознание своей социальной значимости, и он пошел защищать мирных граждан от преступности. Сначала в Народную охрану, а потом, за особые заслуги, был принят на службу в органы. Прояви Дядя Доця хоть малейшую тягу к знаниям, за выслугу лет вполне мог бы попасть в начальство, но учиться он не хотел, потому много лет исполнял роль рядового оперативника. Коля все пытался подтянуть бывшего соседа по линии грамотности или привить ему каплю карьерных амбиций, но агитация за курсы повышения квалификации на Дядю Доцю не действовала.