Владимир Лопырёв - Эпик Московского уезда

— Нет у него другого выхода, — убеждённо говорил Алексей. — Либо прорываться, либо вообще всё взорвать. Так не лучше ли взять инициативу на себя и самим диктовать условия боя. Пусть ему надо будет догадываться о наших задумках и переживать. Так, мне кажется, мы минимизируем потери.

— Возможно, он захочет сдаться, — возразил Иван Августович. — Просто ему нужно время, чтобы осознать это.

Купавин разгорячено хлопнул ладонью по столу:

— Да, если бы он боялся за свою шкуру — давно бы сдался! Трусы капитулируют сразу, им не нужно время на размышление. Боццони — не трус! Я вам точно говорю.

Алексей мягко накрыл ладонью руку урядника:

— Он же украл государственный секрет, Иван Августович. Дело явно пахнет шпионажем, а шпионы не сдаются в плен. У них даже специальные ампулы с ядом на этот случай имеются. Да Вы и сами знаете.

Штольцен молчал. Потом встал из-за стола, подошёл к металлическому шесту, до блеска натёртому перчатками пожарных, и, постукивая по нему ногтем большого пальца правой руки, стал размышлять. При этом, конечно, переступая с пятки на носок. Купавин и Рябичкин терпеливо наблюдали. Они знали, что вся ответственность лежит нанем, и не торопили своего товарища.

Между тем дождевые тучи совсем закрыли небо, и стало заметно темнее. Возможно, скоро пойдёт дождь и осложнит задачу. Если вода просочится в башню и законтактирует с лужей на первом этаже, то под током окажется вообще вся башня. С точки зрения осторожности лучше подождать, но в умении принимать нестандартные решения, и была сила Штольцена. Интуинция и смелость не раз помогали ему в сложных ситуациях.

— Хорошо, я согласен. Конкретно, какие действия вы предлагаете?

Полицейские дружно вздохнули. Теперь за дело.

— В первую очередь надо послать людей в садоводство Макона, — Алексей чётко раскладывал по полкам. — У них есть высокие галоши и резиновые перчатки. Так мы обезопасим себя от электрического тока. Смертельно опасен ток, текущий по человеческому телу от левой руки к правой ноге, через сердце.

— Штурмовать будем двумя группами, — добавил Купавин. — Мы с Алёшей уже обсуждали. Одна пойдёт прямо через сад, и будет отвлекать итальянца. Вторая — через крышу, используя эффект неожиданности.

— Собственно второй группой буду я, — Рябичкин взглянул на Ивана Августовича, словно боясь, что тот запретит. — На четвёртом этаже на углах здания есть скосы без окон, по ним можно незаметно проникнуть на крышу, а оттуда через чердак — внутрь.

— А я возьму пару ребят из охраны, прикроемся широкими заслонками для печи, в пекарне есть несколько, почти в человеческий рост. Будем медленно двигаться по открытому месту, револьверным огнём отвлекая внимание Боццони. Железо в заслонках толстое — пуля не пробьёт.

— Вы, я вижу, уже без меня всё решили.

— Нет, что вы, Иван Августович, — Алексей пожал плечами. — Мы просто хотели подготовиться к разговору.

— Правильно, правильно. Я не в обиде. Только как вы, Алексей Яковлевич, по стене полезете? Или тоже какие-нибудь приспособления придумали.

— Нет. Ничего готового под рукой не имеется, а изготавливать времени нет. Но мальчишкой в дубраве, помнится, без всего на деревья залезал, за малейшие выступы в коре цеплялся. Думаю, и сейчас получится.

— Ну что ж, с Богом. Я буду командовать оцеплением, если что, Алексей Яковлевич, прыгайте вниз, а мы такую стрельбу откроем — он голову не высунет. В самом крайнем случае, ногу сломаете и всё.

Рябичкин благодарно взглянул на Штольцена и сказал:

— Единственно хотел попросить вас, Иван Августович, установите второе внешнее кольцо оцепления, чтобы мальчишек и всех любопытных отвести подальше. Очень прошу. У меня в Петербурге уже был… печальный опыт. Погиб… хороший маленький… человечек…

У Алексея перехватило дыхание, и он замолчал.

— Хорошо, — только и сказал Штольцен.

Они с Купавиным молча смотрели на своего товарища. Изменился. Повзрослел. Исчезла наивность, но в глазах осталось прежнее умение удивляться многообразию жизни. Дорога трудна, и отступать некуда.

Стёкол в окне, выходящем на Баронский проспект, на четвёртом этаже электрической станции практически не осталось. Купавин со своей командой высадил их все. Сейчас первая группа была приблизительно посередине между забором и зданием башни. Прикрывшись заслонками, они с завидным постоянством отправляли пулю за пулей в упомянутое окно. Надо признаться, при желании полицейский и охранники могли достаточно быстро добраться до башни, но задача стояла другая, и поэтому двигались медленно, стараясь не давать Боццони покоя.

Алексей уже начал своё восхождение. Он подобрал галоши, плотно облегающие ногу, чтобы не терять чувствительности ступней и находился в этот момент на уровне третьего этажа. Здесь здание опоясывала ступенька водослива, и стоять было довольно комфортно. Последние два этажа башни были чуть уже нижних, и углы их были скошены, отчего периметр верхней части здания напоминал неправильный восьмиугольник. Окна были только на широких его сторонах, чем и решил воспользоваться Рябичкин.

Сейчас он отдохнёт и продолжит подъём. До водослива Алексей добрался сравнительно легко. Первый этаж преодолел с помощью водосточной трубы, второй — помогли оконные рамы с большим количеством ячеек. Дальше будет сложней.

Небо затянула серая пелена, а с запада, наполовину закрыв горизонт, наползала огромная чёрная туча. Ветер дул уже с непрекращающейся силой и ещё более осложнял подъём. Но дождя не было. Сильный ветер мог или разогнать тучу, или наоборот предвещать сильную бурю. В любом случае тянуть смысла не было.

Алексей сделал глубокий вдох и стал нащупывать кирпичи над головой.

Пули свистели с противоположной стороны башни и лишь иногда долетали мелкие осколки кирпичей. Он старался не высовываться с левой стороны, где мог попасть в зону обстрела. Медленно, по сантиметру, продвигался вверх, стараясь производить как можно меньше шума. «Кобыла» лежала в заветной жилетке, а патроны, на случай дождя, завернул в промасленную бумагу и положил в карман брюк. Пусть некрасиво, зато удобно.

Глянул на часы. Минутная стрелка словно попала в липкую прозрачную смолу на вишнёвом дереве. С момента начала подъёма прошло только четыре минуты. Четыре! Рябичкину же казалось, что он находится на этой стене несколько часов.

Кирпич за кирпичом. Выступ за выступом. Удар сердца за ударом.

Вытянутая в очередной раз вверх рука нащупала кровлю. Есть! Почти добрался.

Как вылез на крышу, он не помнил. Растянулся на железе, тяжело переводя дыхание, и сразу же пошёл дождь, а ветра совсем не стало. Немного отдышавшись, пополз к маленькому окошку, ведущему на чердак.