Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ наблюдения госпожа Грушевская посетила банкирскую кантору Геймана, что на Четвертой линии Васильевского острова.

Сразу же как она вышла, в дверь под аляповатой вывеской зашел Миша.

— Добрый день! — Жуков снял шляпу. — Мне необходимо видеть управляющего конторой.

— Как о вас доложить? — подскочил расторопный чиновник.

— Михаил Силантьевич Жуков, сыскная полиция.

— Одну минуту, — служащий упорхнул оповещать управляющего о приходе господина из сыскного отделения.

Через некоторое время человек маленького роста, напоминающий катящийся шарик, появился перед Мишей.

— Яков Платонович Гейман, управляющий и владелец конторы, чем могу служить?

Жуков представился и спросил:

— Несколько минут тому назад из вашей конторы вышла женщина, хотелось бы узнать ее имя и цель визита.

— Михаил Силантьич, мы должны соблюдать тайну наших клиентов, поэтому, — Яков Платонович кашлянул и развел руками — ничем не могу помочь.

— Господин Гейман, я интересуюсь ответом на заданный вам вопрос не по собственному любопытству, а руководствуюсь исключительно государственными интересами. Могу предположить, что дама обменяла облигацию внутреннего займа с одним из этих номеров, — Миша достал из кармана пиджака записную книжку, — на наличные деньги или ценные бумаги, и если это так, то я подам бумагу вышестоящему начальству о том, что господин Гейман, руководствуясь исключительно прибылью от ценных бумаг, полученных преступным путем…

— Михаил Силантьич, вы неправильно меня поняли, да, мы в нашей конторе соблюдаем анонимность клиентов, но если это противоречит закону, то с большим удовольствием поможем.

— Скажите, с какой целью приходила незнакомка к вам?

— Чтобы обменять облигацию за этим номером, — управляющий указал на один из номеров, написанных на странице записной книжки, — на акции Государственного банка.

— Как она представилась?

— Ее имя нам неизвестно.

— Как же вы проводите сделки, если клиент неизвестен? Вдруг он — преступник?

— Извините, молодой человек, — назидательным тоном произнес господин Гейман, — но в нашей области чем меньше знаешь, тем лучше для дела.

— Хорошо, дама, которая обменяла облигацию на акции, впервые стала вашей клиенткой?

— Я ранее ее не видел.

— Яков Платонович, я вынужден забрать у вас облигацию, ибо она является уликой в деле об ограблении.

— Боже мой, а такой порядочной выглядела женщина. Вот и верь после этого людям. Однако оставьте, Михаил Силантьевич, расписочку, все-таки деньги не малые.

— Людям можно, преступникам нельзя.

— А как их можно отличить?

Вопрос повис в воздухе.

— ДУМАЮ, ИВАН ДМИТРИЧ, облигацию для Цехановича она обменяла, — подытожил рассказ Жуков.

— Мне тоже так кажется, — согласился с помощником Путилин. — Что еще дало наблюдение?

— Ни с кем не встречалась, ни к кому не ходила, складывается впечатление, что ждет весточку от суженого.

— Вполне возможно, письма, телеграммы получала?

— Нет, мимо Левы не пролетела бы ни одна бумажка.

— Остается ждать.

— Иван Дмитрич, может, с ней стоит поговорить?

— Может, а вдруг, — начальник сыскной полиции навалился на стол грудью, — замкнется, как улитка, ничего не знаю, ничего не ведаю.

— Но облигация?

— Нашла, по почте получила, ветром принесло, мало ли чего расскажет.

— Но служащие конторы, сам Гейман?

— Миша, свидетели есть, что облигацию Грушевской передавал Цеханович?

— Нет.

— Тогда продолжай слежку, вот когда она на встречу направится или весточку получит, вот тогда на сцену может выйти господин Жуков со свидетельствами банковской конторы и иными документами.

— Я не согласен с вами, Иван Дмитрич, — Миша прищурил глаза. — Сейчас самое время произвести обыск, ведь она должна объяснить, как у сравнительно бедной девушки, существующей за счет преподавания, оказалась такая сумма денег?

— Хорошо, — отмахнулся Путилин, — я сказал, что в этом деле ты за главного, так что поступай, как считаешь нужным.

К ОБЫСКУ ГОСПОЖА Грушевская не выказала интереса, словно столь деликатное дело касалось не ее, а кого-то иного.

Федор Петрович, хозяин дома, в котором проживала Алина, был подавлен и с каким-то интересом, смешанным с презрением, смотрел на жиличку и постоянно повторял:

— Надо же дожиться до такого позора!

— Вы не хотите выдать ценные бумаги, деньги или иные предметы, не принадлежащие вам, госпожа Грушевская? — Миша стоял подле кресла, в котором расположилась Алина.

— Я слишком бедна, чтобы иметь средства, и не имею таких знакомых, которые давали бы мне на хранение, как вы выразились, ценные бумаги, деньги и, — она передразнила сыскного агента, — иные вещи.

В комнатах подозреваемой в связи с исчезнувшим Цехановичем ничего не нашли, кроме нескольких писем без конвертов.

Побледневший Жуков нервически покусывал верхнюю губу и в нетерпении ходил по комнате, мысли перескакивали с одного на другое, потерпеть поражение в заведомо выигрышном деле было для помощника Путилина сродни самоубийству.

Столько потрачено сил, а все впустую.

Госпожа Грушевская презрительно кривила губы, смотря серыми глазами на сыскного агента, в них читалось: «Ищите, ищите, может быть, дырку от иголки найдете!»

— Видимо, произошла досадная ошибка, — пробормотал невразумительно Миша, Алина продолжала сидеть даже тогда, когда полицейские, пришедшие с обыском, направились к выходу, — именно в эту минуту что-то щелкнуло в голове Жукова. — Мадемуазель, — он подошел к креслу, в котором расположилась госпожа Грушевская, — не соизволите ли подняться?

Алина вспыхнула, но продолжала сидеть.

Путилинский помощник расплылся в улыбке.

— Мадмуазель, не соизволите ли подняться с кресла? — Грушевская, словно не слышала слов сыскного агента. — Не заставляйте, — голос Миши звучал ласково и трепетно, — применять силу.

— Господин полицейский, — послышался голос сзади, — что вы себе позволяете?

— Федор Петрович, — голос Миши звучал не с нотками металла, а именно металлом, — если вы не хотите быть обвиненным в соучастии, то попрошу помолчать. Итак, — нежно и с улыбкой, — вы намерены подняться с кресла?

Плечи барышни поникли, и она с трудом, преодолевая нежелание, встала.

— Благодарю, позвольте? — Жуков поднял пакет, на котором сидела Алина, вскрыл. — Как и ожидалось, — добавил он, — акции Государственного банка на сумму десять тысяч рублей. Госпожа Грушевская, не поясните, кому принадлежать эти ценные бумаги?

— Мне, — Алина закрыла руками лицо.

— Тогда следующий вопрос: откуда они у вас?

— Вы же знаете сами, — процедила барышня.

— Госпожа Грушевская, преступление остается преступлением, даже исполненным во имя любви. — Путилин вышагивал по кабинету, в душе клокотало чувство, что столь юная девушка может быть не только причастна к краже облигаций, но и пострадать за милого Михаила.