Алексей Филиппов - Презренный кат [СИ]

— Ты это, Ерема, — зашептал он, усаживая ката на лавку, — посиди пока. Степка за домом графским сейчас следит. Как можно будет туда пойти, он нам тогда и скажет. Ты пока вот что, ты посиди пока на лавке. На-ка, вот выбери себе оружию какую-нибудь, чтоб сподручнее было Анютку твою спасать…

Осип развернул перед Чернышевым холстину, на которой лежали: кривая сабля, кистень, два топора на длинных ручках, кривой нож с отломанным острием и обломок старинного копья. Еремей чуть ухмыльнулся, вспомнив, как Ушаков обучал их фехтовальному искусству на березовом чурбане, и выбрал саблю. Топор, как оружие он как-то не очень уважал, даже больше сказать, надоел ему этот инструмент за годы службы царской, а к кистеню вообще отвращение имел. Разбойное это оружие, такое доброму человеку и в руки взять совестно.

— Саблю вот возьму, — твердо сделав выбор, поднял с холстины оружие кат. — Только зачем она мне?

— Как зачем? — вздернул плечом дружок. — Мы вот, как стемнеет поболее, так к дому Апраксина опять и поползем твою Анюту выручать. Я попросил ватагу Фомы Одноокого помочь в нашем деле. Согласился он, и потому действовать вот так будем. Для начала собак потравим, а потом на приступ пойдем. Там часть графского огорода погорела, так, что пробежим мы оттуда все вместе, так быстро, что никто и оком моргнуть не успеет. Дальше ты беги в дом Анюту искать, а мы подвалец еще раз посетим, ну, чтобы времени не терять даром. Сам понимаешь, что просто так Фома бы в графский терем приступом не полез. Ему ведь тоже свою выгоду соблюсти надо. Так что, пока ты зазнобу свою вызволяешь, мы из подвала кое-что заберем. Только ты Ерема торопись, времени у нас мало будет, Солдаты могут прибежать. Они там недалеко квартируют. Быстрее ищи, а в помощь я тебе Степку определю. Смышленой малец, а уж кистенем вертит на загляденье да и верткий к тому же.

К хоромам Апраксиных подползли тихо. Хотя, по правде сказать, назвать хоромами жилище графа язык уже не поворачивался. Крепко всё вокруг обгорело, кругом только грязь да угли с обломками валяются, и лишь черный дом сурово возвышался над последствиями недавнего пожара.

Укрывшись в кустах, разбойники ждали условленного сигнала. На этот раз сигналом было жалобное мяуканье котенка. Вот его-то и слушали все, затаив дыхание. И как только этот писк послышался из-под обломков забора, ватага снялась с места, да молча побежала к дому. Первым бежал Осип, он-то и вывел своих товарищей к заросшему крапивой входу в подземелье. Одна часть разбойников притаилась у крыльца, а другие быстро ныряли в покосившуюся дверь подвала. Туда же хотел вбежать и Еремей, но у самого порога, его ухватил за рукав Степка, курносый юнец с лиловым синяком под глазом.

— Ты что ли Ерема будешь? — моргая здоровым веком, уточнил малец.

— Я, — подтвердил догадку того кат.

— Тогда пошли, — кивнул Степка, передавая Чернышеву неизвестно откуда взявшийся смолевый факел. — Пошли по дому шарить. Помогать мне тебе велено. Вместе сегодня будем.

Они подбежали к крыльцу как раз в тот момент, когда распахнулась входная дверь, и за порог выскочили два графских холопа в белых исподних рубахах. Холопы, не успев еще, как следует проснуться, не успев понять, что же случилось во дворе, тут же скатились по ступенькам с проломленными головами. Одного порешил Степка, а второго кто-то другой.

Проворный юнец, сделав свое подлое дело, перескочил через порог и вбежал в широкие сени. Сзади него, с факелом в одной руке, а с саблей в другой бежал Еремей. В сенях поднялась суматоха: кто-то визжал, кто-то орал благим матом, кто-то пытался воспротивиться. Однако был каждый супротивник быстро образумлен проворным кистенем Степки. Кто-то образумился навеки, а кто-то жалобно скуля, крепко ученый, искал спасения в темном уголке. Степкин кистень неистово вертелся, жужжал и сбивал с пути всех непокорных и непонятливых. Подивившись ратному искусству своего юного проводника, Чернышев тоже захотел пустить в ход своё оружие, но Степка такой возможности ему не предоставил. Так и пришлось бежать за ним в большую залу дома, без сладкого чувства ратной победы. В большой зале парень обернулся, и задорно сверкая здоровым глазом, заорал на ката:

— А ты чего за мной прячешься?! Ищи кого тебе надо! За лестницей, наверное, она. Ищи, а я сзади тебя посторожу!

— А как искать-то? — застыл от неожиданной команды Еремей. — Куда мне теперь бежать-то? Как её здесь найдешь?

— А вот так и найдешь! — задорно ответил ему юнец и ударом ноги выбил ближайшую дверь. — Вот так надо!

За дверью кто-то испуганно завизжал, а Степка, освещая коптящим факелом, бледные, искаженные от ужаса лица, с каким-то вызывающим хладнокровием, интересовался у Чернышева.

— Не эта?

Анюты за первой дверью не было. Не было её и за другой. Дальше кат искал сам, но также безрезультатно. Он метался по комнатам с саблей наголо и громко ревел диким зверем от бурлящей в его душе обиды. Анюты нигде не было. Как сквозь землю она провалилась. Вообще девок было много, и довольно приятные на наружность они были, но были эти девки совсем не те. И вот обыскав всё, что можно, Еремей выскочил на середину залы да зарычал от окончательно вскипевшей обиды. Дико зарычал. И вот тут он увидел его. Узнал его Чернышев сразу. Он хорошо запомнил его: тот же прямой нос, те же узкие губы, тот же гордый поворот головы, крупные глаза, только вот глаза те сейчас весьма тревожными были. Граф держал в руке длинную шпагу, намереваясь дать жестокий отпор, вломившемуся в его дом противнику. Кат, не раздумывая долго, замахнулся на Апраксина саблей. Граф ловко увернулся от смертоносного клинка и сразу же попытался нанести, отработанный долгими упражнениями ответный удар в грудь Еремея. Только Чернышев тоже был не лыком шит, заметив движение графской руки вперед, он не растерялся, не замешкался и сам упреждающе саблей крутанул. И ловко так у него это получилось, что любой мастер рукопашного боя позавидовал бы. Сабельный удар, пришедшийся на эфес шпаги, выбил её из графских рук. Обезоружив Апраксина, Еремей для чего-то тоже бросил свою саблю и, ухватив графа за грудки, резко прижал его к стене.

— Где Анюта? — прошипел Чернышев, и для придания своему вопросу большей убедительности, двинул противника по ребрам. — Отвечай сволочь! Отвечай, а то голыми руками голову тебе оторву!

— Пусти тать! — заорал вместо ответа Апраксин. — Ты знаешь, с кем связался?! Да я тебя в порошок сотру! Ты знаешь, кто мой отец! Ты же у меня в каземате сгниешь! Тебе же ноздри каленым железом вырвут! Пусти!

Еремею такой ответ пришелся не по душе, и он побеспокоил ребра графа с другой стороны. Крепко побеспокоил. На этот раз Апраксин охнул, но про Анюту опять ничего дельного не сказал. Кат размахнулся для следующего удара, и тут во дворе грохнул мушкетный выстрел. За ним второй. К Чернышеву откуда-то из тьмы подбежал Степка.