Лада Лузина - Джек-потрошитель с Крещатика

№ 11 высокий дореволюционный дом с лепниной казался, на первый взгляд, деловито-подтянутым, и проходящие мимо не замечали, что власти бросили очередной киевский дом умирать, не замечали пустых фанерных глазниц его окон, выбитых стекол и заколоченного входа без ручек.

Следующие два небольших желтых домика были веселы, бодры и приветливы, они заигрывающе смотрели на Машу витринами магазинов, кофеен и паба с сомнительной надписью «От нашего пива худеют».

За ними шли два знаменитых дома Каракиса — № 5 и № 3. Высокие серые стены-крепости, — и, глядя снизу, трудно было сложить их в единое сооружение.

Киевица остановилась.

Вот тут!..

Тут стоял «Малый Николай» — пятая церковь св. Николая во граде Николы. Церковь-слуп, ставшая частью легенды рокового 1113 года.

И Маша знала историю чуда-чудного, случившегося здесь с сыном князя Владимира Мономаха — Мстиславом. Историю, известную как «чудо на ловах».

Мстислав охотился, заблудился, не мог найти путь домой и вдруг…

«…увидел тут чудо-чудное — прямо на древе появился владыка, Хозяин…»

По церковной легенде, Мстислав увидел на слупе — то ли на пне, то ли на столбе, то ли на дереве — икону святого Николая. От нее исходил дивный свет. Свет и указал сыну князя дорогу домой.

А на месте чудесного появления святого Николы поставили столб с реальной иконой, указывающий путь к монастырю. Затем на месте столба поставили столбообразный храм — Столбовую церковь «Малый Николай», затем храм снесли и поставили сталинский дом Каракиса, изображенный на проклятой картине.

Что же мешает ей связать концы с концами, что смущает ее?

Что в этой истории кажется вопиюще неправильным???

Маша дошла до Арсенальной площади. Коснулась взглядом изрытой пулями стены завода «Арсенал» на противоположной стороне дороги. Говорили, что подземный ход от Зеленого театра шел и к заводу, и к Никольским воротам, и якобы в дни кровавого восстания 1918 года спаслись только те, кто знал о подземелье и смог сбежать по нему к Днепру.

На площади было людно. Киевляне спешили в метро. Рядом с памятником пушке на раскладке продавали старые книги. Женщина в нарядном малиновом платке покупала в газетном киоске новенький глянцевый журнал.

А Маша нерешительно топталась на месте, и пять пластов истории пружинили под ногами ее черных кроссовок — советский конструктивизм Каракиса, кровь Январского восстания, Николаевские ворота Печерской крепости, кладбищенский рай под горой, город святого Николая.

И она бы не удивилась, если бы киноафиша Зеленого театра-провалля, на которой написали картину со сталинским домом Каракиса, оказалась на поверку холстом дореволюционной иконы из алтаря Столбовой церкви, поставленной на том самом месте, на горе, где Мстислав повстречал святого Николая…

Но правда ли встреча состоялась тут, на горе?

Случайно ли столб-указатель высился на мистическом Перекрестке двух Провалов?

Неужели святой Николай стал Демоном перекрестков, прописавшимся в проклятой картине?

— Вот оно! Вот! — крикнула Маша вслух, сжимая в руке невидимую «Кощееву иглу». Истину!

— Совсем люди показились… — печально прокомментировала выкрик старушка, торговавшая букинистической литературой у пушки. — Стоит и сама с собой говорит, малахольная!

Видимо, желая предоставить Маше реального собеседника для восклицаний — ее телефон зазвонил.

— Катя тоже исчезла, — Даша явно пребывала в состоянии тихой истерики. — Совсем!!!

— Понятно, — скупо ответила Маша.

— У тебя какие-то новости? — Чуб разглядела в ее спокойствии намек на надежду.

— Самую первую церковь Николая построили прямо напротив Чертороя, напротив левобережной Лысой горы! — бравурно и слишком радостно поделилась открытием Маша. — А до 1696 года все — все Николаевские церкви строили только в низинах… В старину их никогда не ставили на горе! Никогда!

— И что из этого? — нетерпеливо спросила Даша.

— А кто живет в Киеве под Горой?

— Кто?

— Перезвоню через 15 минут… и отвечу.

Маша сбросила вызов и выключила телефон. Засунула руки в карманы джинсов, поджала губы и слегка наклонила голову, словно собралась пробить лбом невидимую преграду — собственный страх, подобный непреодолимой стене.

Вдох — выдох. Казалось, она решается на некий несказанно смелый поступок. Но она всего лишь зашла в правую дверь метро «Арсенальная», нашла несколько гривен в кармане, приобрела жетон и, пройдя турникеты, встала на эскалатор, движущийся ко дну самой глубокой в мире станции метрополитена.

«“Арсенальная” — самая глубокая станция в мире. Значит, я права… я права!» — повторяла она.

«Права или нет?»

Эскалатор повез ее вниз по белой сводчатой норе.

Стоявший на ступеньку ниже широкоплечий мужчина в темном плаще развернул газету. «Сын Базова и депутата Евсюковой в коме. Врачи предлагают отключить аппарат», — прочла заголовок Маша.

Ковалева печально вздохнула. Рука Киевицы напряженно сжала перила эскалатора. Глаза привычно сканировали движущийся вверх поток незнакомых людей.

Худенькая женщина в темной куртке с рюкзаком за плечами — неужто паломница в Лавру?

Дама лет пятидесяти в очках, с яркими губами и желтыми блондинистыми волосами.

Парень и девушка, склонившиеся друг к другу, — вечная тема на все времена…

Преодолев почти половину пути, Маша расслабилась. Похоже, она все же ошиблась, ничего не случится. Но вслед за облегчением нахлынула горечь — обида и разочарование.

Ей казалось, она точно угадала адрес тайны.

Николаевских церквей в Киеве было много — удивительно много! Только нынче на Подоле высились Никола Мокрый, Никола Набережный, Никола Добрый, Николы Притиска, Никола Йорданский.

И все-все они стояли в Нижнем Киеве. Вплоть до «Большого Николая», вопреки всем канонам, поставленного Мазепой на верхушке горы, все Николаевские церкви ставили только внизу — в провальях.

А, значит, Перекресток Провалий, на пересечении которых возвели столб-слуп, — был отнюдь не границей града святого Николая…

Глубина Провалья и была его главной обителью!

Первый эскалатор закончился.

Ковалева прошла низкорослый, выложенной кафельной плиткой зал и встала на вторую самоходную лестницу. Впереди нее оказался тот же мужчина с газетой. Позади — никого.

«В чем же я ошиблась?» — тоскливо подумала Маша.

И в этот момент на правое плечо Киевицы опустилась сзади чья-то ладонь.

Даже странно, что Машу не перекосило набок, как обезумившие весы, не придавило к ступеням, не раздавило в лепешку, — вместе с этой ладонью на нее словно упала вся земля, извлеченная из 105-метровых недр Киева при строительстве самой глубокой станции в мире.