Юлиан Стрыйковский - Пришелец из Нарбонны

— Верно, Нафтали, правильно! — слабым голосом воскликнул старый золотарь Урий. — Хотя, — тут он заколебался, — не совсем. Бог посылает нам человека, Бог дает нам лекарство от хвори. Как говорится, будь благословен, гость, чьи башмаки припорошены дорожной пылью, будь благословен, гость из далекого края. Нафтали, наш гость одержал верх над самим инквизитором. А коли так, почему более слабый противник ему не уступит?

Дов, стоящий на ступеньках алмемора, хихикнул:

— Диспут — это словесная борьба. Я понимаю Нафтали. Он говорит, железо за железо, как если бы сказал: око за око, зуб за зуб. Верно, Нафтали? Можно выигрывать в словах, но гибнуть от железа. У меня вопрос: о чем говорил раввин дон Бальтазар с инквизитором?

— Дов прав, — вставил маленький человек. — Я тоже не прочь узнать. Ну и умен же ты. Если б меня не опередил, я бы сам спросил.

— Вопрос Дова неумный. — Ремесленник из Кордовы покачал головой. — Никто не может знать, о чем они говорили, ведь никого при этом не было. Только сам раввин дон Бальтазар мог бы ответить на этот вопрос.

— Вот-вот! — воскликнул Дов.

Эли сделал успокаивающее движение рукой.

— У меня тоже вопрос: откуда вы знаете, что я выиграл? При нашем разговоре тоже никто не присутствовал. Мне вы почему-то верите, а ведь вы меня совсем не знаете. Не окажется ли завтра, что и меня станете подозревать? Может быть, не самим вам это придет в голову. Сам инквизитор внушит такую мысль.

— Пусть ваша милость не пренебрегает нашим доверием, — кордовский ремесленник обратился к Эли. — Мы видели, как ваша милость въехал в баррио на коне. Тогда сердца наши наполнились радостью. Мы знаем, что на площади Огня ты осмелился крикнуть. Ты дал нам веру, и нельзя ее у нас отнимать.

— Верно, верно, — закивал головой золотарь Урий.

Маленький человек подошел к Эли и низко ему поклонился, приложив руку к сердцу.

— А я доверяю тем, кто горит на костре.

— Это страшно, закройте ему рот, — возмутился ремесленник из Кордовы.

— Пусть говорит, — крикнул Рейвен.

— Так в чем ты подозреваешь раввина? — обратился к Дову Эли.

— Люди спрашивают, почему на следующий день после разговора раввина с инквизитором начали забирать новохристиан. Их не выпустили, как раввина, а послали на смерть, — ответил Дов.

— Глава альджамы Шломо Абу Дирхам тоже был у инквизитора! — замахал руками ремесленник из Кордовы.

— Дон Шломо Абу Дирхам сразу же рассказал о разговоре своему сыну Санчо, а тот мне. — Дов встряхнул головой. — Да-да, сразу же рассказал. А раввин дон Бальтазар?

— Значит, главе альджамы ты веришь? — спросил Эли.

— Да.

— Превосходно! Выходит, все-таки можно быть у инквизитора, вернуться домой и не быть на подозрении.

Дов молчал.

— Ты спрашиваешь, о чем раввин дон Бальтазар говорил с инквизитором, — продолжал Эли. — Я знаю, о чем, и расскажу тебе, но поклянись, что ответишь на мои вопросы.

— Отвечу, — сказал Дов.

— Я знаю о разговоре раввина дона Бальтазара с инквизитором от двух людей: от раввина и инквизитора.

Дов покачал головой.

— Не веришь? Неверие — родная сестра клеветы. И она, как зараза, поражает наилучших. Итак, ты подозреваешь, что раввин — доносчик?

Дов молчал.

— Говори! — воскликнул старый золотарь. — Ты ведь обещал.

— Скажу, скажу, — Дов переминался с ноги на ногу. — Скажу в присутствии раввина дона Бальтазара. Только пусть сначала он расскажет о разговоре с инквизитором.

— А чего ждать? — спросил маленький человек. — Раз начал — не останавливайся на полпути, иди до конца. А то можно подумать, что все это вранье.

— Чего же вам еще надо? Он все сказал. — Рейвен нахмурился. — Правду знает один лишь Бог. Ты мне велел говорить, так что мне сказать? — обратился он к Дову. — Мы не знаем, кто доносчик, а кто клеветник. Правду человек знает лишь о себе самом, а о других — не знает. Каждый может подумать, почему раввин дон Бальтазар молчал после того, как вернулся от инквизитора.

— Чтобы не испортить субботы, — ответил Эли.

— А потому и объявил в субботу пост? — спросил Дов.

— Вот именно, — подхватил Рейвен. — Раввин дон Бальтазар говорил, что будет несчастье, но за нас он не заступился. Раввин — пастырь, мы же — его стадо, а инквизитор — волк. Так как же дон Бальтазар защищает нас от волка?

— Он защищает только одну овечку, — маленький человек почесал свою редкую бороденку. — Своего сынка Хаиме.

— Истинная правда! — воскликнул Дов.

— Выкладывай свои карты на стол! — крикнул Эли. — Покажи, что там у тебя!

Дов молчал.

— Делаешь вид, будто знаешь больше, чем говоришь.

Дов сбежал со ступенек алмемора.

— Говори все, что знаешь.

— Тебя к суду привлечь надо.

Дов молчал.

— Молчишь? Откуда у тебя сведения?

Дов застегнул кафтан и, прищурившись, улыбнулся.

— Я сказал все.

— Молчишь… — Эли приблизился к альмемору и обратился к собравшимся вокруг столика. — Вот голос навета. Когда его не спрашиваешь, он говорит, а когда спросишь — молчит.

Дов растянул в улыбке тонкие губы, обнажив белые зубы.

— Как зовут твоего отца? — Эли побелел от гнева.

— Цви. Меня зовут Дов бен Цви, — ответил он.

— Это сын одного из старейшин альджамы, — маленький человек поднял палец вверх.

— Следует предостеречь баррио от этого имени. — Эли, не торопясь, возвратился к столику.

Торговец оружием Хосе Мартинес сделал несколько шагов вперед и, поправив бархатную шапочку, остановился между столиком и алмемором.

— Подозрения падают на каждого. Это неприятный, но не опасный недуг. Опасная болезнь — это клевета. Храни нас Бог от нее. Даже будучи вылеченной, она оставляет следы, словно оспа. Ты согласен, Дов? Подумай хорошенько и ответь. От этого зависит многое. Больше, чем ты думаешь.

Дов молчал.

— Твое молчание означает, что ты не согласен. Выходит, это не только подозрение? — Хосе Мартинес сделал паузу. — Если не хочешь говорить, отойди от алмемора. Если это больше, чем подозрение, представь доказательства. Иначе запрем тебя в темницу альджамы без хлеба и воды, и будем держать там до тех пор, пока не признаешься. А потом… даже родитель твой, член совета старейшин, тебе не поможет.

Дов вспыхнул:

— Я сюда еще вернусь! И не побоюсь ваших угроз! Я не клеветник! — он выбежал из синагоги.

Долгое время все молчали.

— Надо что-то сделать, — прервал молчание старый золотарь Урий. — По баррио ходят слухи. Делать вид, будто их никто не слышит, бессмысленно. Но я не понимаю, почему Дов не хочет всего сказать. Надо что-то сделать. Так или иначе, сейчас мы ничего не придумаем.

— Развеять сомнения может лишь сам раввин дон Бальтазар, — это был голос Рейвена. — У Дова, кажется, нет доказательств, но раввину он может бросить обвинение в лицо, чтобы все слышали и видели. И тогда, чтобы защититься от клеветы, раввину придется поклясться.