Елена Арсеньева - Проклятие безумной царевны [litres]

– Вчера я ваш разговор с этим мальчишкой услышала случайно, а сегодня – нет. От слова до слова все слышала! Но не бойся меня. Я не буду тебе мешать, я тебе помогу. Довольно мы страдали в безвестности, пряча тебя от всех, боясь твоего сходства с Анастасией. Теперь ты станешь ею, и я сделаю все, чтобы ты могла добиться своего!

– Но я ничего не знаю о ней, – пролепетала я, не столько обрадованная, сколько подавленная таким энтузиазмом той, которая всячески старалась уверить меня в том, что я какая-то неведомая мне Надя Иванова. А оказывается, Серафима Михайловна отлично знала, кто я такая!

– Я тебе помогу, – повторила она. – В городской библиотеке есть книги, которые удалось спрятать от красных, закопав в подвале. Теперь они выставлены на полках. Это воспоминания тех, кто знал семью государя в прошлые времена. Я случайно узнала, что хозяин библиотеки, господин Шаламов, ярый монархист, у него огромное количество газетных вырезок, касающихся царской семьи. Он их собирал много лет.

Голос Серафимы Михайловны вдруг отдалился от меня, его словно заволокло звонким стрекотом цикад, и я увидела сквозь темноту валявшийся на земле конверт с газетными вырезками. Здесь. На этом месте я валялась с каким-то мужчиной… с ним было связано что-то очень страшное, очень – с ним и с белым платьем Анастасии… но больше ничего вспомнить я не могла.

– Только вот что, – строго сказала Серафима Михайловна, – чтобы тебя перестали считать сумасшедшей, ты должна сделать вид, будто вспомнила, кто ты на самом деле. Никакая не Анастасия, а Надя Иванова! Иначе Лаврентьев не даст тебе эти вырезки, он не должен подумать, что они укрепляют тебя в твоем безумии. Для всех ты будешь прежней Надей Ивановой, понимаешь? Мы с отцом расскажем тебе о ней как можно подробней, может быть, ты и сама что-то вспомнишь. Ничего, это временно! Мы же не можем заявить людям, что ты – великая княжна Анастасия Николаевна, если ты даже толком не знаешь, что она любила есть, как ее звали дома, как она звала своих сестер… Вот когда ты будешь готова ответить на любой вопрос из прошлого, ты сможешь заявить, что ты и есть Анастасия, которой чудом удалось спастись от пули большевиков. Этот мальчишка подтвердит ваше сходство, – говорила Серафима Михайловна с заражающим воодушевлением.

– Но как мне удалось спастись? – спросила я робко, как ученица могла бы спросить строгую учительницу.

– Мы все придумаем, – уверенно заявила Серафима Михайловна. – Мы придумаем это так, что никто не придерется. А проверить все равно невозможно. На Урале такое творится…

– Но где же мы объявим, что я – Анастасия? – взволнованно спросила я. – Ведь в Петербурге и Москве может найтись множество людей, которые мне не поверят. Лёнька видел меня только ночью, а при свете дня, возможно, и не найдет во мне такого сходства с Анастасией, чтобы его подтвердить. Да и те, кто знал ее близко, могут усомниться во мне.

– Они обязательно будут сомневаться! – кивнула Серафима Михайловна. – Было бы странно, если бы они не сомневались! Но ведь они не видели Анастасию с тысяча девятьсот семнадцатого года. Она не могла не измениться от перенесенных страданий. К тому же она была тяжело больна от того потрясения, которое пришлось пережить в подвале дома Ипатьева, на это можно будет списать провалы в памяти, забывчивость… Главное, держаться уверенно, твердо стоять на своем и не забывать плакать, когда нечего сказать. Это возбуждает у людей жалость. Люди всегда лучше верят тем, кого жалеют.

– Но чтобы они меня пожалели, нужно, чтобы они мне поверили! – возразила я.

– Люди верят в то, во что хотят верить! Если ты выйдешь на Красную площадь и крикнешь, что ты – царевна Анастасия, тебя поднимут на смех.

– Да меня сначала большевики пристрелят, – вздохнула я.

– И пристрелят, и поднимут на смех, – согласилась Серафима Михайловна. – Сначала должны пойти слухи о том, что великая княжна Анастасия Николаевна жива. И слухи эти должны долететь из заграницы! Нет ничего более убедительного для русского человека, чем весть о том, в чем уверены французы или немцы, можешь мне поверить! Как только ты достаточно подготовишься к своей роли, достаточно узнаешь об Анастасии, мы уедем за границу. Во Франции целая колония Романовых. Там великий князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат покойного императора, там другие его родственники. Ты, наверное, не знаешь, что те Романовы, которые жили в Дюльбере, Кореизе и других крымских имениях, еще в апреле уплыли на крейсере, который прислал за ними английский король. Когда мы выберемся из России, мы должны будем найти их, чтобы ты встретилась с ними. Все Романовы, конечно, будут счастливы принять тебя в свою семью! Ведь, насколько мне известно, ее величество Мария Федоровна никогда не верила, что ее сын и внуки были убиты!

– Недавно в нашем доме была одна безумная, теперь их стало две! – вдруг раздался голос, который заставил нас с Серафимой Михайловной вздрогнуть и схватиться за руки.

Владимир Петрович! Он был в пальто, накинутом прямо на белье, всклокоченный, с воинственно торчащей бородой и сурово сведенными бровями.

– Немедленно идите в дом, – приказал он, – если не хотите, чтобы кто-то еще услышал ваши сумасшедшие разговоры!

Владимир Петрович буквально втолкнул нас в прихожую, запер двери и яростно крикнул:

– Чтобы я больше не слышал этого бреда двух идиоток!

Он всегда был необыкновенно добр и терпелив со мной, воистину как родной отец, никогда не видела я в его глазах усталости или брезгливости, когда он ухаживал за мной, впавшей в безумие, он ни разу не повысил на меня голоса, и теперь, увидев его искаженное злобой лицо, я не на шутку испугалась.

Однако Серафима Михайловна не испугалась ничуть!

– Ты ничего не понимаешь! – крикнула она. – Ты сам безумец, если не хочешь даже попытаться изменить нашу жизнь! Нет, это не жизнь, это медленное умирание! Мы всех себя отдали этой девочке, мы подчинили свои судьбы ее судьбе, мы не раз спасали ее от смерти, сами рискуя погибнуть, мы не требовали от нее благодарности, мы самоотверженно служили ей, и вот наконец возникла возможность все изменить, получить награду. Подумай, Владимир! Наши сбережения на исходе, но, пока они еще есть, их надо пустить в дело. А дело это будет – получение части романовских миллионов, которые лежат в английских банках! Если нам удастся доказать, что наша Анастасия – это подлинная Анастасия, мы выиграем столько, что все беды наши покажутся призрачными!

Несколько мгновений Владимир Петрович молча смотрел на жену, только головой покачивая, словно не верил тому, что слышит, потом заговорил – тихо, терпеливо, как говорил со мной в самые тяжелые приступы моей болезни. Он убеждал Серафиму Михайловну в том, что она задумала совершенно невозможное предприятие, авантюру чистой воды, и напрасно искушает меня, он перечислял все трудности, которые встанут на пути к этим «романовским миллионам», которыми она грезит: недоверие к моей персоне, относительное сходство, которое признают только люди, которые отчаянно хотят видеть это сходство, ну а скептики могут и не обнаружить между нами ни одной общей черты, кроме маленького роста. К тому же нас многие знают, нас многие помнят в Ялте и Одессе, они помнят нас…