Виктор Глебов - Жажда

Полицейский постучал в дверь. Никакой реакции. Тогда он приник к небольшому окошку и заслонился от солнечного света ладонями в надежде разглядеть, что происходит в доме.

– Он здесь, ваше благородие!

В ту же секунду, как гром среди ясного неба, шарахнул выстрел. Мы со вторым полицейским вздрогнули от неожиданности и, разумеется, не успели пригнуться.

Городовой, заглянувший в окно и увидевший Рябова, схватился за шею и с тихим стоном повалился на спину. Сквозь его пальцы потекла кровь. Я выхватил из кармана платок, подбежал к раненому и попытался оказать ему первую помощь. Однако бедняга, видимо, не понимал, что делает, отталкивал меня. Поэтому прижать платок к ране и остановить кровотечение оказалось не так-то просто.

Тем временем его товарищ вытащил револьвер, взвел курок, дважды выстрелил через дверь, а затем выпустил пулю в замок и ударом ноги выбил его из пазов.

Я оставил раненого, тоже достал оружие и присоединился к полицейскому. Вместе мы ворвались в дом, но в прихожей не обнаружили никого, кроме забившейся за вешалку черной кошки.

Городничий, матерясь, заметался по комнатам.

Вдруг послышался звон разбитого стекла, и мы бросились на звук.

Оказалось, Рябов высадил окно и удирал, перепрыгивая через грядки. Мы увидели его, когда он был у самой ограды. Полицейский прицелился и выстрелил два раза подряд. Я тоже спустил курок, но без особой надежды попасть – цель была уже далековато.

Рябов легко подпрыгнул, ухватился за верхний край забора, подтянулся на руках. Полицейский громко выругался, высунулся из окна, вскинул оружие и выпустил последнюю пулю. Рябов обмяк и сполз на землю. Мы торжествующе вскрикнули, перелезли через подоконник и побежали к забору. Я на всякий случай держал револьвер наготове.

Однако, как выяснилось минуту спустя, в этом не было необходимости. Пуля пробила Рябову левую лопатку. Кровь выплескивалась на землю резкими толчками.

Я послал городового позаботиться о раненом товарище и вызвать врача, жалея о том, что ему не удастся застать Мериме, следящего за отцом Василием, и придется удовольствоваться местным эскулапом.

Когда полицейский скрылся за домом, я перевернул Рябова на спину, расстегнул одну за другой пуговицы его рубашки и снял ее. Сперва я осмотрел грудь убитого, потом перевернул его на живот и на спине обнаружил татуировку, изображавшую распятого Христа. Рисунок был крупным – примерно семь на пять дюймов. Вероятно, он мог быть отчетливо виден даже на довольно большом расстоянии. И все же крест тут был только один.

На кровь начали слетаться мухи. Я сходил в дом за одеялом и накрыл им тело.

Прошел час или около того. Доктор Фаэтонов осмотрел труп и заполнил заключение о смерти.

Потом ко мне подошел Армилов.

– Ну и дела, – сказал он, снял фуражку и вытер лоб. – Кто мог ожидать от этого мужика такой прыти? Вы в столице, наверное, привыкли к перестрелкам, но у нас тут до сих пор было тихо.

– Что вам известно об этом человеке?

– Не так уж и много. Родился в Нижнем Новгороде в 1852 году, какое-то время работал плотником. В Кленовую рощу перебрался два года назад после освобождения с каторги, где отбывал наказание за вооруженный грабеж. Он и пара его дружков обчистили почтовый дилижанс. На исправительных работах находился четыре с половиной года.

– У него есть здесь родственники?

– Нет.

– Я проверил архив. Там записано, что у него имеется младший брат, Дмитрий Рябов, живущий в Москве. Точный адрес неизвестен. Однако все это было зафиксировано только со слов самого Федора, так что шут его знает, насколько достоверны эти сведения. У него были друзья? С кем он общался?

– Это нужно спросить у соседей. Я отправил к ним нескольких расторопных ребят.

– Хорошо. Что дал обыск? Нашли вы какие-нибудь улики, способные объяснить, почему Рябов пытался сбежать?

Армилов ухмыльнулся и ответил:

– Да! На этот раз ничего загадочного. Мы обнаружили тайник. Под сундуком в спальне есть люк, ведущий в подпол. Там оказался небольшой склад оружия – пара ружей и несколько револьверов, а также вещи и ценности, явно украденные. Можно сделать вывод, что после освобождения с каторги наш друг продолжал промышлять прежним ремеслом. То обстоятельство, что он ни разу не попался, объясняется, по-видимому, тем, что он разбойничал в других местах, отдаленных от Кленовой рощи.

– У вас нет сведений о тех преступлениях, к которым Рябов мог быть причастен? – спросил я.

– Для этого нужно сравнить перечень вещей, найденных в тайнике, со списком пропаж. Я прикажу своим людям заняться этим.

– Я хочу ознакомиться с находками.

– Можете спуститься в подпол. Мы еще ничего не выносили оттуда. Возьмите фонарь, – полицмейстер кивнул в сторону небольшой масляной лампы, стоявшей на столе.

Когда через пару минут я спрыгнул с шаткой лестницы на земляной пол, оказалось, что в подвале еще работали полицейские. Они поприветствовали меня и продолжили раскладывать по коробкам находки, каждую из них нумеровали и заносили в список, который вел один из приставов.

В подполе было довольно светло – повсюду горели фонари – поэтому я поставил свою лампу на какой-то ящик и принялся рассматривать то, что нашлось в тайнике. Здесь было оружие, боеприпасы, несколько динамитных шашек, два тюка с хорошей, дорогой одеждой, а также дюжина побрякушек. Кроме того, я заметил сверток, упакованный в грубую желтую бумагу.

– Что здесь? – спросил я одного из полицейских.

– Одежда, – ответил тот.

Я развернул бумагу, увидел черные брюки и куртку. Зачем Рябову было держать их здесь? Я отложил одежду, перешел к коробке, которую наполняли полицейские. Первое, что бросилось мне в глаза – толстая пачка пятирублевых банкнот.

– Вы нашли это здесь? – спросил я, доставая деньги из коробки.

– Да, ваше благородие, – отозвался полицейский, державший в руках список. – Ровно тысяча рублей.

Я достал из пачки несколько банкнот. На ощупь и на вид они были совершенно новыми. Мне пришла в голову мысль проверить номера. Нужно ли говорить, что я не особенно удивился, когда оказалось, что они шли по порядку?

Я взял одну бумажку и, сопровождаемый недоумевающими взглядами полицейских, поднялся наверх. Здесь, при нормальном свете, я тщательно рассмотрел банкноту. Качество было отменное – мошенники потрудились на славу. Но и я был не лыком шит, работал в полиции и специально изучал фальшивые деньги, наводнившие в последнее время Петербург. Поэтому мне удалось заметить несколько крошечных огрехов.

Я вновь спустился в подвал, вернул купюру в пачку и сказал квартальному, составлявшему опись:

– Отметьте, что банкноты фальшивые.

– Правда, господин следователь? Вся тысяча?