Виктор Глебов - Жажда

Мериме поднял палец и показал на выступ фундамента. Он предлагал мне заглянуть внутрь здания. Я не замедлил последовать его совету, поставил ногу на камень, оттолкнулся и ухватился руками за подоконник. Доктор быстро подсадил меня. Я подтянулся и залез в комнату. Мне удалось проделать это практически бесшумно.

Свет падал внутрь из многочисленных дыр в просевшей гнилой крыше. Я осмотрелся.

На полу валялись какие-то черепки и тряпки. У дальней стены стоял ветхий прямоугольный стол, на котором лежал конский череп. Рядом с ним виднелись несколько красных и черных огарков. Остальное терялось в темноте. Лунный свет туда не доставал.

Справа находилась закрытая дверь, под которой желтела тусклая полоска света.

Я выглянул в окно, протянул Мериме руку и не без труда втащил его в дом.

– Глядите, – указал я на конский череп.

– Похоже, здесь иногда собираются поклонники дьявола. Или дети.

– Дети?

Доктор пожал плечами и проговорил:

– Люди жгут свечи и просто ради света. А череп… Ребятня что только ни подбирает. Этот дом наверняка давно облюбовали для своих игр местные дети, да и парочки небось захаживают сюда по ночам.

Я указал на дверь.

Мериме заметил полоску света, понимающе кивнул и прошептал:

– Только давайте на сей раз обойдемся без стрельбы. Там ведь священник, а не разбойник с большой дороги.

– Отец Василий не один, – заметил я, но револьвер доставать не стал, учел, что второй голос был женский.

Стараясь не скрипеть, мы двинулись к двери, однако половицы были старыми и прогнившими. Их скрип выдал наше присутствие. В соседней комнате на пару секунд стало тихо. Затем там раздался женский возглас и сразу вслед за ним – грохот опрокидываемой мебели.

Мы с Мериме переглянулись, ринулись вперед и распахнули дверь. Нам открылась следующая сцена. Одно из окон было занавешено черной плотной тканью, которую судорожно пытался сорвать отец Василий, одетый в обыкновенный коричневый костюм. Напротив него яростно дергала дверную ручку женщина. Она не замечала, что створка прибита к косяку гвоздями.

– Полиция! – крикнул я как можно строже.

Священник и женщина замерли, а затем медленно обернулись. Вид у них был растерянный и испуганный. Отец Василий весь как-то съежился, стал жалким и невзрачным. Я едва мог поверить, что этот человек недавно читал страстную проповедь, сумел завладеть вниманием прихожан.

Однако куда больше я удивился, узнав в перепуганной женщине, жавшейся к стене, Вирджини Лювье, горничную Марианны Киршкневицкой, погибшей недавно от рук убийцы.

Мериме тихо присвистнул.

– Ах, это вы, господин Инсаров! – воскликнула горничная.

Она пыталась изобразить улыбку, но вместо этого ее личико скривилось в гримасе.

– Что вам угодно, господа? – проговорил священник слабым, дрожащим голосом.

Он пытался взять себя в руки, но не мог. Еще бы! Нетрудно было представить, какой разразится скандал, когда прихожанам станет известно о его ночных похождениях.

– Прежде всего мы хотим спасти вашу бессмертную душу от греха, не допустить прелюбодеяния, – насмешливо ответил Мериме, снял очки и принялся протирать их.

Лицо батюшки стало пунцовым.

Он несколько раз открыл и закрыл рот – совсем как рыба, выброшенная волной на берег, – затем взглянул на Вирджини Лювье и, наконец, заявил:

– Вы ошибаетесь, господа! С этой женщиной меня не связывают никакие плотские отношения.

Горничная согласно закивала.

– Тогда зачем нужны такие таинственные свидания? – поинтересовался я. – Едва ли вы встретились с этой особой для исповеди и наставления.

– А вот это уже не ваше дело! – ответил отец Василий с раздражением, совсем не подобающим слуге Господа.

Похоже, он решил, что еще не все потеряно, и попытался изобразить праведное возмущение. Поздновато, батюшка.

Его взгляд остановился на моих глазах. Священник заметно побледнел, рот его приоткрылся, губы затряслись. Он издал весьма странный свистящий звук и быстро перекрестился.

– Бес! – прошептал отец Василий, не сводя с меня взгляда. – Изыди, заклинаю!

Признаться, я давно привык к тому, что люди своеобразно реагируют на особенность моей внешности – глаза разного цвета. Одни откровенно пялятся на меня и едва сдерживаются от комментариев по этому поводу, другие старательно делают вид, что ничего не замечают. Отец Василий вот решил, что по его душу явился сам сатана. Неудивительно, ведь сей момент издавна считается признаком дьявольщины.

– Уверяю вас, я не черт, – ответил я. – И явился не из преисподней.

– Мы из полиции, – добавил Мериме.

– Что?.. – растерянно пролепетал священник. – Но позвольте…

– Я расследую серию убийств, и ваше поведение кажется мне крайне подозрительным, – перебил я его. – Поэтому советую ответить на мои вопросы с предельной откровенностью. Иначе мне придется передать вас в руки полицмейстера, и тогда о вашем сегодняшнем… э-э… свидании узнает вся Кленовая роща.

– Представляю, как это отразится на репутации священнослужителя, – с притворным сочувствием проговорил Мериме и сокрушенно покачал головой.

Кажется, все это изрядно забавляло его.

Отец Василий поджал губы и мрачно взглянул на Вирджини Лювье. Та в ответ пожала плечами.

– Хорошо, – заявил священник. – Придется все рассказать.

Горничная тихо всхлипнула. Было заметно, что она дрожит.

– Сия мадемуазель подвержена одному тяжкому греху, – продолжал отец Василий, – имя которому сребролюбие.

– Кто бы говорил о грехах, отче! – резко перебила его девушка, в голосе которой слышались истеричные нотки. – Не забудьте рассказать господам и о своих…

– Да, я все скажу! – Священник бросил на Вирджини Лювье презрительный взгляд и, когда она осеклась, продолжил: – Я долго боролся с чувством, которое вызвала в моем сердце некая… особа. Она отвечала мне взаимностью, но ее смущала моя сутана. В конце концов, наша обоюдная страсть оказалась сильнее, – отец Василий сделал паузу и тяжело сглотнул. – Но счастье, увы, было недолгим – она умерла! К моей великой скорби, насильственно. Я уверен, что Бог покарал нас за грехи и скверну, которой я предался, нарушив обет. Я виню себя в смерти моей возлюбленной, но не имею сил сложить с себя сан, ибо слаб духом, кроме того, надеюсь вымолить у Господа прощение, – отец Василий склонил голову и приложил ладонь к тому месту, где обычно у священников висит крест.

Возникла пауза.

Мериме кашлянул, но на него никто не обратил внимания.

Вирджини Лювье смотрела на меня. Глаза ее сверкали от слез. Она походила на шкодливого зверька, застигнутого с поличным.

– Позвольте поинтересоваться, – проговорил я, – какую именно особу вы имели в виду?