Виктор Глебов - Жажда

– Думаю, мы можем не предавать дело огласке, если вы дадите показания. Правдивые, я хочу сказать.

– Конечно, господин следователь, мы все расскажем! – заявила Вирджини Лювье, поднимаясь.

– Я готов выложить все, что знаю, – сказал священник. – Премного вам благодарен, – добавил он.

Было заметно, что батюшка пытается взять себя в руки.

– Тогда нам придется пройти в участок, – сказал я. – Там я все запишу и оформлю как подобает. Сейчас он почти пуст – на месте лишь дежурный.

– Но он может разболтать! – всполошился отец Василий. – Я ведь в цивильном, да и час уже поздний.

– Не беспокойтесь. Мы его отошлем. Если в ходе дальнейшего расследования выяснится, что вы не имеете отношения к убийствам, то дело о шантаже не будет предано огласке.

– Я невиновен, – твердо сказал отец Василий.

– Идемте, – заявила Вирджини Лювье. – Уж в чем в чем, а в смерти Марии я неповинна.

Мы вчетвером отправились в участок, где мне пришлось не только допрашивать задержанных, но и принять на себя роль стенографиста.

Дежурный, правда, пытался возражать, когда я велел ему уйти.

– А как же цыгане? – спросил он, хлопая спросонья глазами. – Они еще здесь, в камерах.

– Присмотрю за ними, – пообещал я. – Ступай.

Когда полицейский ушел, мы с доктором провели задержанных в свободный кабинет.

Мериме тут же заявил, что больше не может бороться со сном, и отправился в гостиницу.

Где-то через час я закончил с бумагами, взял с Вирджини Лювье и отца Василия расписки о невыезде за пределы Кленовой рощи, отпустил их и тоже отправился в «Дионис», дабы погрузиться в объятия Морфея. Мне пришлось постучать в окно и разбудить Леонтия, чтобы он впустил меня.

– Поздно вы, ваше благородие, – пробормотал он, отпирая дверь. – Али не спится?

– Служба.

Я вошел в номер, тут же споткнулся в темноте обо что-то тяжелое, замер, нашарил на столике канделябр и коробок со спичками, зажег свет. Оказалось, что я задел ногу Мериме, сидевшего в моем кресле и крепко спавшего. На миг мне показалось, что мой друг не дышит, но я тут же убедился в своей ошибке. На полу стояла ополовиненная бутылка вина, бокал нашелся неподалеку. Похоже, доктор решил дождаться меня, но не рассчитал свои силы.

Я на цыпочках прошел мимо него и сбросил сюртук. Ночь опять выдалась душной, и я осторожно открыл окно, чтобы хоть немного проветрить комнату. Мериме, судя по всему, не разбудила бы даже пушка. Я постоял над ним в сомнении. Время было позднее, мне хотелось лечь спать, но и растолкать своего друга я не решался. С другой стороны, оставлять его в кресле казалось мне не комильфо.

В глаза мне случайно бросилась стопка бумаг, торчащих из нагрудного кармана Мериме. Я почему-то замер, не в силах был оторвать от них взгляд. Я испытывал почти непреодолимое желание выяснить, что это за листки, хотя никогда прежде не имел привычки разглядывать чужие бумаги и тем более лазать по карманам друзей.

Я устыдился, отвернулся, подошел к кровати и сел поверх одеяла. Мериме, конечно, просматривал эти листки перед тем, как заснуть. Они были засунуты в нагрудный карман небрежно, явно нетвердой рукой. Я повернул голову и взглянул на доктора. Чтобы побороть искушение, я решил умыться и немедленно лечь спать. Пусть Мериме почивает в кресле хоть до утра.

Через четверть часа я вернулся из крошечной клетушки, где стояла бадья с запасом тепловатой воды, подошел к доктору, зажмурился и выдернул из его кармана пачку бумаг. На мгновение я застыл, словно опасался, что они обожгут мне руку. Конечно, это не было воровством, но… чувствовал я себя паршиво.

Я переставил подсвечник на тумбочку возле кровати, сел на одеяло и осторожно развернул бумаги. Это были векселя. Четыре листка, покрытых цветными разводами. Из них следовало, что мой друг задолжал кредиторам тридцать семь тысяч целковых – сумма весьма крупная даже для преуспевающего столичного врача, коим Мериме не являлся.

Я был шокирован. Мне никогда в голову не приходило, что доктор может испытывать затруднения с деньгами. Как же он умудрился так задолжать? Первое, что пришло мне в голову, – скачки. Или игорные дома. Но объяснение, конечно, могло быть и другое. Я решил, что в любом случае никогда не узнаю о том, как появились на свет эти векселя, аккуратно сложил разноцветные листки, засунул их обратно в карман доктора и лег в постель.

Мне было стыдно за свой поступок. Но, с другой стороны, Мериме теперь предстал передо мной в новом свете. Какими же странными способами мы порой узнаем что-то о тех людях, которые находятся рядом с нами.

Я повернулся на бок и решительно закрыл глаза, но заснуть не мог. Мысли роились в голове, но сложить имеющиеся факты в единую картину мне никак не удавалось. Я пролежал с четверть часа, уже хотел было встать, пройтись по коридору и в этот момент услышал скрип.

Дверь, которую я забыл запереть, стала медленно отворяться. Протяжный звук не прекращался ни на секунду, пока в проеме не показалась темная бесформенная масса, заполнившая его наполовину.

Я сел на постели, не сводя взгляда с этого непрошеного гостя. Рука моя потянулась к стулу, где я оставил сюртук, в кармане которого лежал револьвер. Почему я на этот раз оказался столь непредусмотрителен?! Должно быть, дело было в векселях. Они заставили меня позабыть об элементарных мерах предосторожности.

Пришелец двинулся вперед, распрямился. В лунном свете, струившемся в окно, я увидел бледное лицо с запавшими глазницами. Темные губы раздвинулись, показались мелкие зубы. Я узнал эту женщину. Она уже являлась мне в номере почтовой станции. Марианна Киршкневицкая походила на собственный труп, который еще лежал в тутошнем морге.

– Ты должен найти его! – прошептал призрак, приближаясь ко мне.

Я, не глядя, сдернул со стула сюртук. Револьвер выпал из кармана и глухо ударился об пол.

Белая рука с почерневшими ногтями легла на одеяло, пальцы сжались, скомкали ткань.

– Дай мне покой! – шепнуло привидение. – Найди его! Накажи…

Я хотел закричать, разбудить Мериме и прогнать наваждение, но тело не слушалось меня. Я будто оцепенел, все мои мышцы сковал холод, внезапно нахлынувший со всех сторон.

Марианна Киршкневицкая подалась назад и поползла к двери. Она постепенно превращалась в темную бесформенную массу. Слышно было, как шлепают по полу ее ладони.

Когда она исчезла в коридоре, дверь захлопнулась.

– Что такое?! – Мериме встрепенулся в кресле. – Петр Дмитриевич, это вы?

Мне удалось разлепить губы и выдавить из себя жалкое «да».

– Который час? – Доктор и полез в карман жилетки за хронометром. – Не зажжете свечу?

Я нащупал на тумбе коробок. Руки едва слушались меня. Дрожащими пальцами я вытащил спичку, чиркнул и поднес к фитилю. Заплясало неверное пламя.