Виктор Глебов - Жажда

Мериме примостился прямо на подоконнике, протер очки и достал трубку.

– Что ж, как хотите, – Армилов проверил перо и заглянул в чернильницу. – Проклятье, все высохло! – сказал он, подошел к шкафчику и взял с полки стеклянный пузырек.

В этот момент полицейские ввели Громова. Руки пастуха были скованы впереди, под левым глазом красовался синяк, к одежде прилипли сухие травинки. Всклокоченные волосы придавали ему безумный вид. Это впечатление усугублялось тяжелым взглядом, который арестованный бросил поочередно на каждого из нас.

– А вот и он! – провозгласил Армилов. – Садись, Громов. – Он указал на стул, стоявший перед столом, и конвоиры усадили на него пастуха. – Будешь продолжать отмалчиваться? – Полицмейстер занял свое место, отвинтил крышку на пузырьке, аккуратно наполнил чернильницу, закрыл склянку, отставил ее в сторону и сложил руки перед собой. – Это не поможет. Мы все равно предъявим тебе обвинение в убийстве Андрея Баркова.

Пастух исподлобья взглянул на меня и хрипло сказал:

– Я не убивал тех женщин, господин следователь, Богом клянусь!

– Никто тебя в их смертях не обвиняет, – ответил я. – Пока что речь идет об убийстве Баркова. И тут, боюсь, тебе не отвертеться.

– Вот именно, – вставил Армилов. – Мы нашли твой нож и сравнили отпечатки, найденные на его рукояти, с теми, что взяли у тебя. Они совпали. Выходит, что орудие убийства в руках держал только ты.

Громов задумчиво пожевал губами. На его лице отобразилась настоящая мука. Он, конечно, не знал, что суд не принял бы отпечатки его пальцев в качестве улики. Этот метод еще не получил в России должного признания. Однако Армилов явно намеревался добиться своего.

– Что это за отпечатки такие? – спросил Громов.

Полицмейстер откинулся на спинку кресла.

– На твоих пальцах, приятель, имеется узор из линий, – проговорил он. – Взгляни-ка сам.

Пастух уставился на свои руки.

– И чего? – буркнул он.

– А то, что у каждого человека узорчики эти разные, понимаешь? Нет в природе двух одинаковых.

– Так уж и нет? – Громов недоверчиво усмехнулся.

– Научный факт.

– Неужто у всех смотрели?

– У всех, не у всех, а у многих.

Похоже, Армилов регулярно читал «Полицейский листок». Должно быть, выписывал его из столицы. Помню, месяца четыре назад там была большая, весьма любопытная статья, посвященная дактилоскопии.

Оказывается, этот метод начали не так давно испытывать наши коллеги в Аргентине. В прошлом году с его помощью тамошним полицейским удалось изобличить какую-то женщину в убийстве двух своих детей.

– Во всяком случае, ученым виднее, бывают ли одинаковые отпечатки, – сказал Армилов. – Не тебе об этом рассуждать.

Громов не нашел, что ответить на это, и уныло понурился.

– Так будешь сознаваться? – строго спросил полицмейстер. – Дело твое швах, а начнешь упираться, станет еще хуже. Скидки от судьи не жди.

Пастух поднял голову. Лицо его выражало отчаяние.

– Ладно, чего уж! – проговорил он. – Вижу, что не отпереться. Тем более что меня взяли с этими цацками, – он тяжело вздохнул. – Черт! И зачем только я послушал Андрюху?!

Армилов вооружился пером.

– Давай, Громов, рассказывай, – заявил он. – Хватит запираться. Чистосердечное признание и раскаяние помогут тебе на суде.

Пастух усмехнулся. Видно было, что он не очень-то в это верил.

– Слушайте. – Громов вытер скованными руками пот со лба. – Да-да, валяйте, записывайте. Мне теперь все равно! – Пастух на секунду замолчал, словно собираясь с мыслями. – Когда мы нашли эту… горничную, на ней было надето это самое украшение. Как там вы его называете?

– Колье, – подсказал я.

– Вот-вот, оно самое. То, с которым меня и взяли. Увидели мы его, я и говорю: «Гляди, какие цацки». А Андрюха отвечает: «Неужели настоящие? Откуда они у нее?» – «Мало ли. Может, у хозяйки своей сперла». А Андрюха мне: «Может, она к парню своему шла. Вот и захотела покрасоваться». – Пастух вздохнул. – Словом, решили мы эти стекляшки прихватить. Я сначала не хотел, потому что неохота было связываться, а Андрюха и говорит: ты, мол, как хочешь, а я возьму. Только не думай, что я с тобой поделюсь, раз ты такой трус! Ну, я и согласился, потому как рассудил, что обидно будет, если они и в самом деле настоящими окажутся. Спрятали мы их в дупле старого дуба недалеко от того места, где наш шалаш. Вот так все было.

– Как ты убил Баркова? – спросил Армилов, дописав строчку.

Громов пожевал губами.

– Не поделили мы потом эти цацки, – проговорил он глухо. – Андрюха, когда все поулеглось, колье достал и один камешек ножом из него выковырял. Я его спрашиваю, зачем, мол, ломаешь, дурак? А он отвечает: я, говорит, слышал, что алмазы крепче всего – надо проверить, не стекляшки ли. Так ты что, говорю, расколоть его хочешь, что ли? Нет, отвечает, эдак нельзя. Брюлики твердые, но хрупкие, это я уже выяснил. Надо что-нибудь им поцарапать. Если не раскрошится, значит, не стекляшка. Вот взял он этот камешек, да и давай им царапать по какому-то булыжнику. Тот, значит, борозды оставляет, а сам невредимый. Тут мы обрадовались. Ясно стало, что колье настоящее. Решили это отметить. Выпили, значит. Не помню уже сколько, но много. И Андрюха тут говорит, вроде как бы в шутку сначала: я, мол, с тобой не поделюсь или дам сотни три только, потому что ты не хотел его брать. Если бы не я, не было бы у нас сейчас такого богатства. – Громов замолчал на пару секунд. – Несправедливо это, вот что! Рисковали-то мы одинаково. Так что сильно обиделся я на него. Поругались мы. Толкаться начали. Помню, Андрюха достал нож, ну а я – свой. И стали мы драться. Только я половчее оказался, так-то вот! – Пастух невесело усмехнулся. – Да что теперь за дело? Все одно – гнить. Ему в земле, а мне – на каторге.

– Подпиши. – Армилов перевернул листок и подвинул его к Громову. – Не бойся, тут все верно. Лишнего я не приписал. Читать-то умеешь?

– Кое-как, – ответил пастух. – А горничную и прочих я не убивал, так и знайте. Да и зачем мне? – Он взял перо, протянутое Армиловым, и поставил на листке закорючку.

– Проводите его обратно в камеру, – велел Армилов полицейским, вынимая из стола картонную папку и убирая в нее документ.

– Не я это, – сказал Громов уже на пороге, оборачиваясь через плечо. – И вам на меня этого не повесить!

– Думаете, правду говорит? – спросил Армилов, когда пастуха увели.

– Похоже на то, – сказал я. – В том, что он мог, напившись, прикончить приятеля, не сомневаюсь, но убивать женщин, продумывать преступления, ловко избегать поимки – нет, это почерк не пастуха.

– Но тогда кто прикончил всех этих… – полицмейстер неопределенно помахал в воздухе рукой. – Черт возьми, это дело начинает здорово утомлять, вы не находите?! – добавил он вдруг с раздражением.