Виктор Глебов - Жажда

– Вы видели ее днем?

– Вечером.

– В будний или выходной день?

– В выходной, ваше благородие. Помню, я как раз курил у калитки и думал, чем заняться в понедельник. Так что это, стало быть, было в воскресенье.

– А вы хорошо ее разглядели? Смогли бы узнать?

Лесков отрицательно покачал головой.

– Вряд ли, ваше благородие. Я же только сбоку ее видел.

– Но вы сказали, что она была молода.

– Ну, это и так видно.

– Понятно, – сказал я, занеся в блокнот скудные показания. – Что ж, благодарю. А вы не знаете, ваш сосед сейчас дома?

– Должен быть. Час-то поздний. Впрочем, он часто отлучается.

Мы поднялись.

– Не смеем больше отнимать у вас время, – сказал я.

Лесков неуверенно потоптался на месте и спросил:

– Вы не думаете, что Пашка имеет какое-нибудь отношение к убийствам?

– Пока не думаем. Всего доброго.

Лесков проводил нас до калитки.

– Вон его дом. – Он показал в сторону одноэтажного здания с застекленным мезонином, увитым засохшим плющом.

Дом выглядывал из-за разросшихся вязов. Он казался маленьким, будто игрушечным. В двух окнах горел свет.

Распрощавшись с Лесковым, мы подошли к воротам и постучали. Спустя пару минут нам открыл мужчина лет пятидесяти в потертой ливрее. Его седые волосы были зачесаны на затылок так, чтобы прикрывать лысину. Звеня ключами, он выслушал нас, а затем представился. Оказалось, что зовут его Савелий и он служит у господина Рудлова.

Он проводил нас в дом и оставил дожидаться хозяина.

Я рассматривал обстановку – верный своему принципу, что по предметам, окружающим человека, можно многое узнать о нем.

В комнате не было почти никакой мебели, если не считать столика для визиток и вешалки на четыре пальто, стоявшей подле самой двери. В целом интерьер можно было охарактеризовать как аскетический я сразу решил, что Рудлов – холостяк, причем с самыми ограниченными потребностями. Удивляло отсутствие следов того, что в доме жила его сестра – Анна Беркасова. Вся обстановка казалась мне совершенно мужской.

– Ян Всеволодович, – обратился я к полицмейстеру, – мне не ясно, в какой газете трудится хозяин этого дома.

– В местной, Петр Дмитриевич, – с усмешкой ответил Армилов. – Называется она «Вестник Кленовой рощи». Не без претензии, да?

– Безусловно. Однако…

– Понимаю ваше удивление. Собственно, это новостной листок, выпускаемый несколькими нашими энтузиастами на собственные средства. Доход от него небольшой – читающей публики в деревне, как вы понимаете, немного. Да и она предпочитает выписывать столичные издания. Впрочем, иногда можно скоротать вечер и с «Вестником».

Мериме достал часы, щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. Я вспомнил, что у меня сегодня назначена встреча на раскопках, и волна безотчетного страха снова захлестнула меня. Я невольно поежился и заставил себя думать о другом. В конце концов, я сыщик, а не кисейная барышня. Этакая вот впечатлительность мне непозволительна.

– Разумеется, мне приходится следить за тем, что в этом «Вестнике» пишут, – сказал Армилов. – Но у нас народ мирный. Бунтарей и ниспровергателей основ в наших палестинах не водится.

В этот момент в комнату вошел темноволосый человек среднего роста, в халате, шейном платке и домашних туфлях на босу ногу.

– Евгений Степанович, – представился он, переводя взгляд голубых глаз с одного из нас на другого. – Чем могу быть полезен доблестной полиции?

Мы поздоровались и представились. Рудлов пригласил нас в крошечную гостиную. Он занял глубокое кресло с высокой прямой спинкой, мы расположились напротив.

– Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов о Марии Журавкиной, – сказал я.

Рудлов кивнул.

– Прошу вас.

Я достал блокнот.

– Вы были с ней знакомы?

– Да.

– Насколько близко? Не сочтите за бестактность.

– Не беспокойтесь, – Рудлов улыбнулся одними губами. – Я знал Машу достаточно хорошо. Мы были друзьями. Кроме того, нас связывали деловые отношения.

– Вот как? – Это было для меня новостью.

Газетчик кивнул.

– Да, именно.

– Нельзя ли поподробнее?

– Отчего же? Пожалуйста. Маша предоставляла мне материал для статей. Вам известно, что я сотрудник местной газеты?

– «Вестник Кленовой рощи». Я знаю, да.

– Тираж небольшой, но люди читают. Так вот, Маша служила у мадам де Тойль, а та всегда была в курсе всех местных событий. Время от времени Маша невольно становилась свидетельницей разговоров своей хозяйки и ее подруг.

– Проще говоря, она пересказывала вам подслушанные сплетни, – заявил Армилов.

– Пусть так, если вам угодно.

– Давно вы познакомились и наладили… сотрудничество? – спросил я.

– Около полугода назад. Точнее не помню. Я время от времени подбрасывал ей деньжат, однако в первую очередь мы были друзьями.

– Но никто не знал о вашей дружбе.

Рудлов пожал плечами и проговорил:

– Полагаю, это было Машино дело. Конечно, в редакции не знали, откуда у меня появляются сведения, но это уже мой профессиональный секрет.

– Простите за бестактность, господин Рудлов, но я должен уточнить один момент.

– Прошу вас.

– Вы состояли с Марией Журавкиной в интимных отношениях?

Журналист приподнял брови.

– Помилуйте! Нет, конечно! У нас совершенно разное общественное положение.

– Что не мешало вам дружить.

– В пределах разумного. И вообще, это другое.

– А как вам кажется, могли у нее быть на вас… планы в этом отношении?

– Вполне возможно, – ответил Рудлов. – Сами знаете, что за народ эти горничные. От них можно всего ожидать. Но я никогда не давал ей повода. Видите ли, у меня есть в Пскове невеста, она вдова, и я собираюсь жениться на ней осенью. Хорошее приданое возьму, между прочим. Маша об этом не знала, но не потому, что я скрывал свои планы именно от нее. Просто не считал необходимым с кем-то делиться – в конце концов, это мое личное дело, не правда ли?

– Совершенно с вами согласен, – сказал я. – Теперь другой вопрос. В день своей смерти Мария должна была прийти к вам?

Журналист побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Этот вопрос явно не доставил ему удовольствия.

– Видите ли, я получил от нее утром записку. Она сообщила, что узнала какую-то сногсшибательную новость, и хотела вечером мне ее рассказать.

– Вы говорили об этом полиции? – Я взглянул на Армилова.

Тот нахмурился.

– Нет, – Рудлов пожал плечами с показным спокойствием, но глаза у него бегали. – Я не думал, что это может иметь значение. Кроме того, никто меня не спрашивал. А через два дня мне пришлось уехать в Псков, и вернулся я только недавно – после того как был потушен пожар.

– Понятно. И что было в той записке?

– Я могу вам ее показать, если хотите.