Елена Арсеньева - Загадка воскресшей царевны

Анна повела глазами. Это была веревка с петлей!

– Надевай! – весело крикнул голос. – Тягать тебя будем. Да поскорей – через полчаса пограничники пойдут по берегу, тогда кранты.

Что было дальше, Анна не помнила. Наверное, она все же смогла надеть на себя эту веревку и ее успели вытащить до того, как подошли румынские пограничники, потому что, очнувшись, она ощутила, что лежит в теплой постели, кожа так и горит – потом оказалось, что ее растирали самогонкой, – а над ней склоняются две молодые женщины, которые шепчутся, выхватывая друг у дружки какую-то мятую картинку:

– Она! Как вылитая!

– Да нет, просто похожая! Ту убили, говорят!

– Брехня! – яростно возразила первая. – Она это! Она! Великая княжна!

Анна утомленно закрыла глаза.

Кажется, это называется – судьба?

Она покорилась судьбе, потому что молодые железнодорожники, матросы, крестьяне, которые бежали от большевиков и осели в Румынии, свято верили ее сходству с большим журнальным портретом великой княжны Анастасии.

Там, в Румынии, она жила счастливо до самого лета, почти не думая о будущем, но все же иногда ее жалила мысль: а что же будет потом? Не может наследница русского престола отсиживаться в каком-то домишке у добрых людей, не предпринимая ровно ничего, чтобы не заявить – если не о своих правах, то хотя бы просто о себе. Не может! Это неестественно! Это кажется неестественным даже этим простодушным людям, которые уже начинают задавать наивные вопросы, когда же она пойдет к королеве Марии, родственнице царской, и когда же попросит у нее помощи, чтобы организовать войско, которое пойдет на Россию, чтобы убивать большевиков?

Они все готовы были присоединиться к этому войску…

Больше всего боялась Анна, что слухи о ней и в самом деле дойдут до дворца. Она была в силах морочить головы простонародью или играть роль великой княжны в течение одного дня – при поддержке остальных Филатовых. Но выдержать встречу с подлинной королевой… и ее уверять, что она в самом деле великая княжна Анастасия… Нет, это невозможно!

А потом к ней однажды приехал на полуразвалившемся «Форде» какой-то человек по фамилии Самойленко и привез красавчика, который назвался Глебом Боткиным и рассказал, что время требует – время требует! – появления великой княжны Анастасии, для того чтобы получить в английских банках четырнадцать миллионов золотом.

И она сдалась.

Глеб привез ее в Берлин, они встретились с Боткиным и некоторое время разрабатывали интригу. Боткин понимал, что в Бухаресте начинать действовать нельзя. Слишком уж захолустный городишко. В Париже полно своих Романовых, которые слишком хорошо знали Анастасию и заклюют самозванку всем скопом.

– Честно говоря, они и настоящую Анастасию заклевали бы, если бы узнали, что она подбирается к золоту, – ухмылялся Сергей Дмитриевич. – Самое подходящее место – это Берлин. Здесь вы будете постоянно под моим присмотром. Только для начала, милая моя, вам придется изрядно похудеть. Ваши румынские друзья кормили вас как на убой, и хоть Анастасия была прежде толстушкой, никто не поверит, что, перенеся тяжелые ранения и бегство из России, она осталась такой же кубышечкой, как ее называли дома.

Анну посадили на строгую диету, но вес никак не хотел уходить. Она ничего не ела, а почему-то толстела! Пришлось устроить тайный врачебный осмотр. Оказалось, что у нее болезнь щитовидной железы. Пока подобрали лекарства и диету, время уходило. Сергей Дмитриевич начинал нервничать. Глеб вообще психовал и бранился, жалея, что ввязался в эту ерунду. Анна была на пределе терпения. Единственно, почему она не жалела этого времени, это потому что много читала и смотрела фотографии, какие только удавалось раздобыть, воскрешая в памяти все те сведения, которыми была набита память Анны Филатовой.

Наконец она исхудала и вспомнила достаточно, чтобы Сергей Дмитриевич счел ее вполне готовой начинать интригу. Ее прыжок в Ландвер-канал был задуман для того, чтобы пробудить в людях жалость к ней. Самоубийство – тот поступок, который немедленно привлекает к человеку внимание, это раз, а во-вторых, заставляет усомниться в его психическом здоровье. Именно этого хотел для Анны Сергей Дмитриевич, уверенный, что это будет хорошим оправданием для ее забывчивости, незнания каких-то деталей жизни Анастасии, нелюдимости…

И все же в тот вечер, на который назначено было начало спектакля, она струсила и даже попыталась сбежать от своих «инструкторов». Металась по залитому дождем Берлину и понимала, что находится на каком-то опасном пороге, перешагнув который уже не найдет пути назад. Среди замкнутых лиц берлинцев ей мерещились лица знакомые… даже Анатолий привиделся в каком-то полупустом трамвае!

Потом Боткины догнали Анну – и она в очередной раз поняла, что от судьбы не убежишь.

Но вот сейчас, пока она шла по Берлину, чувствуя, как жмет и давит ей «сшитое» Татьяной Боткиной платьишко, как прилипает к телу и словно прирастает к нему чужая кожа, она жадно мечтала убежать от той судьбы, которая, она знала и понимала, ее ждет.

Она вдыхала пропитанный бензиновыми парами воздух, она морщилась от звонков трамваев, она щурилась от миганья светофоров на перекрестках и рекламных щитов на стенах домов, и ей чудилось, что она не просто так гуляет, пытаясь успокоиться, а ждет некоего знака судьбы, который помог бы ей принять единственно важное решение – что делать? Продолжать ли игру или признаться в обмане?

Как жить потом? Ну как-то живут ведь люди! Зато на них никто не смотрит так, как смотрят на нее – будто на одноразовый ключ, который должен открыть некий сейф в каком-то там английском банке, а потом его можно выбросить за ненадобностью.

И все-таки… как она будет жить?! А самое главное – неужели напрасны все ее страдания: жизнь не своей жизнью, готовность умереть не своей смертью… изжога, которой всю жизнь мучило ее неудовлетворенное тщеславие…

«Вас бессовестно использовали, вас готовили к безропотной смерти из ложно понимаемых патриотических побуждений. Вы должны взять реванш!» – вспомнились слова Боткина, которые он сказал, прежде чем она вошла в черную воду Лендвер-канала.

Что? Забыть об этом? Сойти со сцены? Выйти из игры? Нет!

Конечно, придется отвечать на самые разные вопросы. Ряд из таких вопросов Анна предвидела уже сейчас: ведь она успела навидаться этих высокомерных русских аристократок, которые то ли не знали, что за спасение жизни можно поступиться женской честью, то ли успешно забыли о том, как делали это сами. О, сколько будет воплей на тему, что дочь русского государя не может, не имеет права быть матерью внебрачного ребенка!

Однако от этой выдумки Татьяны она не сможет откреститься. Наверное, гинеколог – а Анна не исключала, что ее могут заставить пройти обследование у гинеколога! – сможет отличить нерожавшую женщину от рожавшей, а ведь выкидыш – это почти те же роды. Анне надо будет упирать на то, что она не только с легкостью бросила этого мифического ребенка, но даже не присутствовала на крестинах и никогда, никогда не называла его Романовым. Не видела в нем потомка своего отца-государя!