Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

Лесопромышленник Трюханов, неизменный участник угрюмовских пирушек и забав, раскрыл Фролу Кузьмичу суть случившегося.

— Дождались милости господней. Посадил он на нашу голову большевиков-голодранцев. Эти отымут все: рудники, заводы, дома. Так-то, разлюбезный Фролушка!

— Без возмещения капитала отымут? — просипел Угрюмов.— А нас, торговых людей, куда определят?

— А кто на что горазд. Купеческое сословие-то отменили. Ты в пастухи наймешься, а я к тебе в подпаски устроюсь. Авось, с голоду не помрем… Эх, Фролушка, погляди, что делается. Была городская управа, теперь ревком. Комитетчики Ванька с Манькой указы издают. Где градоначальник, полицмейстер, околоточные? Нет законной власти, нет порядка. Погибель идет на нас, Фролушка. Не сдюжим, не оборонимся от нее, тогда заказывай поминальную. Я в тайге на заимке у кержака Антипа Ухтырина схоронюсь,— сказал Трюханов.— Капитал прихвачу с собой. Так-то будет надежней. Хочешь, милости прошу со мной. Дня на сборы тебе хватит?

После ухода Трюханова Угрюмов велел Тихону готовить мешки и промасленную бумагу. Решил закопать в саду коллекцию оружия.

Тихону помогал сын Филька, приземистый прыщавый малый.

— В тайгу со мной поедешь,— сказал Угрюмов Тихону.— А Филька за домом приглядит.

— Ему без присмотра никак нельзя,— недовольно буркнул Тихон,— он на выпивку падкий, а ежели гулена побойчее подвернется, совсем пропадет парень.

— Ничего, окромя пользы, твоему шалапуту не будет,— ухмыльнулся хозяин.— Грузи мешки на телегу и соломой присыпь. Одежку собери победнее. Не на гулянку едем.

Пока Тихон грузил мешки на подводу, Фрол Кузьмич закрылся в спаленке, достал из тайника шкатулку, отсыпал из нее несколько пригоршней золотых монет в кожаный мешочек и привязал его к поясу, надетому на голое тело. Шкатулку водворил на старое место, под аккуратно пригнанный квадрат паркетного пола.

«Случится, окочурюсь, осиротеет мое золотишко»,— подумал Угрюмов.

Он впервые остро осознал, что жизнь его круто изменила курс. Куда-то в сторону отошли друзья, веселые собутыльники хлебосольных купеческих застолий. Рядом оказались лишь два спутника — старость и одиночество. Детей у него не было. И только племянник Дмитрий, единственный сын рано умершего старшего брата Павла, мог претендовать на наследство. Но его Угрюмов не любил за непочтительность и ядовитый характер.

Стесняясь своего купеческого происхождения и деда кабатчика, Дмитрий едко высмеивал нравы родни и женился на девушке из бедной, хотя и весьма родовитой дворянской семьи.

— Не достанется золотишко этому прохвосту,— со злостью прошептал Угрюмов.

Он с грустью посмотрел на пустые стены спаленки и вспомнил о булатной сабле.

Кликнув Тихона, он приказал принести ему ковшик, браги и достать замурованную в стене над лестницей саблю. Пока Тихон заделывал отверстие в стене, Фрол Кузьмич попивал выдержанную в погребе брагу. На коленях у него лежала сабля.

— Ножны ей подберем завалященькие,— вслух рассуждал Угрюмов.— Эх, Тихон, перевесь картину, прикрой рубец.

В тишине слышалось прерывистое дыхание Тихона.

И вдруг показалось Фролу Кузьмичу, что камнем придавило затылок. Пустой ковшик выпал из рук, и он, захрипев, грузно повалился со стула на пол.

— Хозяин, неужто от бражки сомлел: — улыбнулся Тихон, но, приглядевшись, замахал руками.

— Кормилец, не балуй. Ты чево удумал?

Тихон в растерянности забегал по комнате, попытался, приподнять тело хозяина, но силенок не хватило. Тогда позвал сына, и они вдвоем уложили Фрола Кузьмича на диван.

— За дохтуром бы послать,— вздохнул Тихон.

— Не к чему это, батя,— усмехнулся Филька, обшаривая проворными руками тело хозяина.

Нащупал кожаный мешочек и, не обращая внимания на негодующие возгласы отца, зубами развязал узел и высыпал: на ладонь зазвеневшие червонцы.

— Дождались свово часу,— прошептал Филька, пробуя на зуб монету.

— Золото червонное. Погуляем, пображничаем досыта.

Подобрал лежавшую на полу саблю, покрутил ее в руках.

— Та самая, заговоренная, что ни ржа ее не берет, ни зубильце закаленное, из-за нее кузнеца Маркела Изотова в каталажке держали,— объяснил сыну Тихон.

— Хозяин ее берег, значит, вещица стоящая. Мне сгодится.

Тихон, с опаской поглядывая на мертвого хозяина, укоризненно покачал головой.

— Положь от греха подальше. Чужое, оно впрок не пойдет. Пойду-ка я, Филя, насчет покойника заявить.

Тихон ушел, а Филька побросал в яму мешки с оружием и поверх свеженасыпанной земли раскидал опавшие с деревьев листья.

На кладбище покойника провожали Тихон с сыном и две старухи, увязавшиеся за ним ради любопытства. А Трюханов, так и не дождавшись Угрюмова, отправился на заимку один.

Через неделю после похорон, где-то около полуночи, в калитку сильно и нетерпеливо постучали.

— Кого нелегкая принесла? — удивился Тихон, вылезая из-под одеяла и натягивая хозяйский байковый халат.

Зевая и крестясь, он зажег свечу и с порога дома крикнул:

— Чего надобно? Смотри, кобеля спущу. На куски порвет.

— Отставить кобелей,— раздался властный голос подполковника Дмитрия Угрюмова.— Открывай, дурень, а то живо схлопочешь у меня.

Тихон суетливо загремел засовами.

— Батюшка, Дмитрий Павлович. Слава тебе, господи, живой,— захлебываясь от усердия, бормотал он.

Племянник хозяина и с ним еще двое вошли в дом.

Тихон засветил лампу-керосинку, поставил на стол два бронзовых канделябра с церковными свечами.

Из хозяйской спальни показался заспанный, недовольный Филька в атласном стеганом ночном халате и расшитых бисером туфлях.

— Свечей нынче не достать,— жаловался Тихон, с любопытством разглядывая Дмитрия Павловича.

Неужто этот уставший, заросший щетиной человек, в потрепанной солдатской шинели, в порыжелых разбитых сапогах, его высокоблагородие подполковник Угрюмов? Те, что пришли с ним, выглядели не лучше.

— Воистину, кто был ничем, тот стал всем! — усмехнулся подполковник, обращаясь к своим попутчикам.— Недурственно устроились лакеи на барских харчах.

— Помер хозяин, благодетель наш,— всхлипнул Тихон.

— Дядюшка приказал долго жить?! — воскликнул Дмитрий Павлович.— Я его законный наследник. А ну, отвечайте без утайки, где хозяйское золото?

— Этого нам неведомо,— буркнул Филька,— хозяин нас не больно-то жаловал.

Тихон, стараясь не выдать волнение, поник головой.

— Понятно. Обчистили дядюшку,— засмеялся подполковник и выхватил наган.

Филька метнулся к двери спальни. Прогремел выстрел. Пуля просвистела у него над головой. Филька охнул и присел на корточки. Ствол нагана уперся ему в лоб.

— Не губи сына, не бери греха на душу! — завыл Тихон, падая на колени.— Золотишко вернем, нам оно без надобности.