Софья Орех - Долгий путь скомороха. Книга 2

Мирослава вздохнула, но, увидев вдруг засиявшие глаза старика Никифора, улыбнулась и кивнула ему: – Ну, что, Никифор, пойдём, прогуляемся, Я тебе здесь все окрестности покажу.

Через короткое время Ратмир и отец Павел уже сидели в тереме за чистым, деревянным столом. Перед ними стояли оловянные чашки с напитками и такие же блюда с монастырскими пирожками из грибов и сладкого творога.

– Спрашивай, сын мой. Что ты хотел услышать от меня? – отец Павел аккуратно отломил кусочек пирожка и отправил его себе в рот.

– Я не просто так интересуюсь этими вещами, отец Павел. Просто, прежде чем начать дознание, мне нужно точно знать, что здесь происходит каждый день и кто чем должен заниматься, – пояснил Ратмир, вертя в руке оловянную ложку.

– Похвально, сын мой, что ты так усерден в попытке найти истину. Я готов ответить на любой твой вопрос, если мне точно известен на него ответ, – сердечно улыбнулся тот и оправил в рот следующий кусочек пирожка.

– Как становятся монахинями в православных женских монастырях?

– Точно так же как и в мужских.

– Гм…ну, хорошо. Что нужно сделать, чтобы стать монахом? Вот, если бы я, отец Павел, вдруг захотел бы стать монахом, то что меня ожидало бы?

– А ты, сын мой, вообще крещённый али нет? – удивлённо вскинул брови отец Павел.

– Я – христианин.

– И крестик имеешь?

Ратмир полез рукой за ворот своей льняной рубахи и достал православный крестик на суровой нитке.

– Наш крестик, – одобрительно кивнул отец Павел. – Ну, хорошо, сын мой. Слушай меня внимательно, раз это так важно для тебя.

– Это важно для сыска.

– Пусть будет так. Так вот, монашество, сын мой, это каждодневный подвиг всякого монаха во славу Божию. И для того, чтобы стать монахом или монахиней, необходимо пройти три ступени духовного становления: первая – послушание. Это наши послушницы, кто только пришёл в монастырь. Оно же является и первой степенью пострижения. Также послушница может быть пострижена в иночество и тогда она становится рясофорной монахиней. Срок такого послушания назначен в три года. Далее идёт укрепление веры, то есть само монашество или вторая степень пострижения. Оно же называется малой схимой и длится этот срок у каждого монаха по-разному. И не каждый из них удостаивается перехода в великую схиму. Но самый малый срок для такого пострижения – четыре года… И третья ступень духовного становления монаха или монахини – совершенство, то есть – это монахи или монахини, прошедшие великий постриг, принявшие великую схиму и ставшие схимниками или схимонахами.

– А о каких монашеских подвигах ты говорил, отец Павел? Ну, ты говорил о подвигах во славу Божию?

Отец Павел опять с сомнением посмотрел на Ратмира:

– Смущаешь ты меня, сын мой, вопросами такими…

– Просто так получилось, что первую часть своей сознательной жизни я был вынужден жить не на Руси. Поэтому и скудны мои познания по части православия, – поспешил пояснить Ратмир.

– Так, а крестили-то тебя в каком возрасте и где? – нахмурившись, спросил отец Павел.

– Крещён я был в младенчестве в Суздале. А далее судьба родителей моих заставила оставить Русь и скитаться по другим странам. Там они и умерли… Потому и нужно мне сейчас от тебя все правила православного монашества услышать, чтобы пытаться понять – кто и за что мог так жестоко растерзать ваших послушниц.

– Ну, хорошо… Хотя странно всё это как-то, – отец Павел почесал указательным пальцем переносицу. – И на чём мы там остановились?

– На каждодневных монашеских подвигах.

– Ах, да! Это включает в себя принятие послушниками на себя подвигов отречения. Например – отречение от мира, уединение с целью умерщвления похоти человеческой плоти.

– Понятно, – кивнул Ратмир.

– Далее – отречение от своеволия и гордости житейской. Для этого послушник должен всегда слушаться, молиться и поститься. Отречение от собственности исполняют те, кто занимался в мирской жизни стяжательством и взятничеством. И многое другое, в чём может произрастать греховность мирянина. А знаешь ли ты, сын мой, что все высшие чины в православии являются монахами? И, если перевести их наименования с греческого, то они означают, что Патриарх – это родоначальник, Митрополит – человек из самого главного рода. Архиепископ – означает старший пастырь, а просто епископ переводится как блюститель…

– Прости, отец Павел, что перебиваю тебя. Я, действительно, счастлив, что провидение послало мне столь учёного монаха….

– Схимонаха, – скромно поправил его отец Павел.

– Тем более! – воскликнул Ратмир и продолжил: – Но ответь мне сейчас вот на такой вопрос – этот монастырь женский?

– Не понимаю твоего вопроса, сын мой? Ты же знаешь на него ответ.

– Знаю, вот поэтому и спрашиваю тебя, отец Павел – что делает такое количество мужчин в Девичьем монастыре? Нет ли здесь искушения для послушниц и монахинь?

– Кто-то же должен охранять монастырь! – развёл руками отец Павел. – Тем более, что он стоит на столь важном рубеже перед Москвой. И всё!

– Ещё кто-то бывает приходящие мужского полу?

– Ну, певчие двое приходят и трудники иногда бывают из мужского монастыря, когда какие работы нужно сделать, – отец Павел опять развёл руками. – Так бабы сами-то не всегда могут управиться. Вот и нужна бывает здесь мужская сила.

Поговорив ещё какое-то время с отцом Павлом, Ратмир отпустил его и попросил прислать к нему келейницу Ефросинью. Та не заставила себя долго ждать и вскоре уже сидела на скамье в светлице напротив Ратмира.

– Присаживайся к столу, мать Ефросинья, отведай пирожков, – взмахом руки радушно пригласил он её за стол.

– Благодарю тебя, Ратмир, но мы в монастыре употребляем пищу только на общей трапезе, – покачала головой женщина.

– Ясно, – кивнул Ратмир и продолжил: – Мать Ефросинья, расскажи мне о своей дочери и двух других послушницах, что были с нею в ту страшную ночь, – обратился он к монахине сочувствующим голосом. Келейница Ефросинья с надеждой посмотрела на него и взгляд её повлажнел:

– Доченьке моей Настюше всего тринадцать годков было. Она хорошая была – моя девочка. В меру послушная, в меру шаловливая. Всегда улыбалась с шутками и прибаутками. Её за это игуменья Евникия недолюбливала…

– Это ещё почему? – вскинул брови Ратмир.

– Так монастырь же, – пожала плечами келейница Ефросинья.

– Расскажи мне, мать Ефросинья, чего же можно, а чего нельзя делать монахиням в монастыре.

– И монахиням и мирянам, находящимся в монастыре, есть многие ограничения. К примеру, разговоры здесь можно говорить только духовные. Все должны избегать смеха, шуток всяких, вольности в обращении, – взгляд келейницы Ефросиньи был светел и чист как родниковая вода. Говорила она тихим, благостным голосом.