Семён Колосов - Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив [СИ]

— Видели бы вы эти рожи, когда палишь в них из обреза почти в упор!

На этих словах он расхохотался от своей шутки, широко разевая жёлтозубую пасть. Братухин поддержал его:

— Не хочешь с ним сразиться? А? Как тебя?

— Тихон, — хрипя, проговорил машинист.

— Ты вроде, Тихон, бойкий малый. Не большевик ли ты случаем?

— Нет, — опуская глаза, прохрипел машинист.

— А мне вот почему-то кажется, что ты большевик. Ведь смотри, у нас с большевиками разговор короткий, — понижая голос, предупредил Братухин.

Напряжение за столом росло. Обычной житейской беседы не получалось, все были какие-то напряжённые и как враги друг другу. Делить было нечего, а камни преткновения всё равно находились.

На улице кто-то жалобно заскулил. Лошади недобро заржали. Фёдор резко поднялся и попытался выглянуть в окно.

— Да там волки, — грозно выговорил он и стремительно направился к двери.

На улице послышалась грозная ругань казака. Не прошло и полминуты, как он уже вернулся, потирая руки с мороза.

— Ну что, уже победил? — улыбнувшись, спросил Братухин.

— Ага, лошадей видно, черти, унюхали и шныряют возле сарая.

— Надо за ними приглядывать, а то, как бы они внутрь не забрались. Хозяин, там как, дыр нет?

— Нет, вроде не было, — ответил Степан Тимофеевич.

— Егорка, сходи-ка, посмотри кругом склада, не пролезут ли туда волки. Да смотри по-хорошему, а то сожрут твою лошадь — пешком поплетёшься.

Егор оделся и отправился на улицу.

Братухин же сидел, развалившись на стуле и выпятив свой отъеденный живот. Наглое его лицо осматривало остальных сидевших.

— Уберу со стола, — зачем-то вслух тихо объявила женщина и принялась собирать посуду. Какой-то затравленный у неё был взгляд. Она почти никогда не смотрела в глаза, как будто стесняясь самой себя.

Но и все остальные были какими-то стеснёнными. Верховенство и наглость Братухина да казака всех как-то тяготили, но последние между тем чувствовали себя превосходно, как дома. За долгие годы войны, привыкшие к тому, что сила и оружие решает всё, они пользовались своим военным положением и всех гражданских считали чуть ли не своими слугами. Все же остальные, оправдывая это условиями войны, воспринимали их поведение, как должное.

Через несколько минут вернулся, грохоча заснеженными сапогами, Егор Гай. Дыр в стенах склада он не обнаружил, и офицер отпустил его.

— А нет ли у вас чего почитать? — спросил солдат станционного смотрителя.

Ему было скучно в этой атмосфере уныния. Все путники сидели, как будто чего-то ожидая, как, собственно, и принято на вокзалах, вот только ждать здесь было нечего. С известием о том, что армия Колчака пошла в наступление, появление поездов ждать уже не приходилось. Оставалось только дождаться рассвета, потому как на улице уже почти вовсю хозяйничала ночь.

— Как же нет, есть парочка книжек, — радостно ответил Степан Тимофеевич.

Они прошли в его покои. Там возле кровати стоял комодик, на котором лежала приличная стопка книг, но перед тем, как допустить к этой куче Егора, хозяин спешно выдернул одну и закинул её в шкафчик. Скрытность смотрителя не укрылась от взгляда Егора, но лезть не в своё дело он не стал.

Егор принялся перебирать книги; подборка книг в этой стопке была странная. Сверху лежала книга незнакомого автора с рассказами, за ней — эзотерическая книга Авраама Синопского «Звёзды. Карты. Жидкости и дым», ниже неё сборник стихов Гумилёва 1908 года — «Романтические цветы», затем опять книга Синопского «Путь в Абадон Шеол», рассказы Гоголя, Ветхий Завет, книга Андре Лемана «Монастырь Сентенвиль» и научный сборник «Воздействие химических веществ на человека». Егор уже хотел остановиться, отложив в сторону стихи Гумилёва, но, задев нижнюю книгу рукой, он почувствовал что-то непривычное. Подняв сборник «Воздействие химических веществ на человека», он обнаружил под ним инкунабулу [4] Инкунабула — книга, изданная до начала книгопечатания. на латинском языке. Егор прочитал желтоватую надпись, выведенную на кожаной обложке: «Egidius. Monachus ex Thuringia».

Стоило ему только прочитать название, как руки его покрылись потом, а всё тело слегка задрожало. Это был благоговейный трепет.

— Откуда «это» у вас? — еле сдерживая себя, спросил Гай.

— Это? — удивился станционный смотритель. Его лицо выражало растерянность и недоумение. — …это …от …барина. От нашего барина Дмитрия Олеговича, — уже более уверенно, без пауз закончил Степан Тимофеевич.

— Это же редчайшая книга! — воскликнул Егор Гай. — Я посмотрю её?

Станционный смотритель был необычайно взволнован и не мог ни на что решиться, но интерес солдата был выше и он, взяв с собой эту книгу и стихи Гумилёва, вышел в зал.

— Смотрите, что я нашёл, — торжественно объявил Егор, вернувшись к столу.

Держа в руках, он продемонстрировал книгу.

— «Эгидий. Монах из Тюрингии», — прочитал название Гай, — это древнейшая инкунабула. Мы изучали её, когда проходили исчезнувшие книги. Вы себе представляете? Возможно, эта книга — единственный экземпляр в мире. Если, конечно, это не подделка. Но в любом случает её ценность так велика, что невозможно и представить!

Всё это Егор говорил экспрессивно, с величайшей возбуждённостью. Сначала его слушали скептически, но как только речь зашла о невероятной стоимости книги, слух сидящих тут же навострился.

— И сколько она может стоить?

— Не знаю, но в любом случае понадобится не один год, чтобы установить её подлинность и ценность!

— Подожди, так ты нашёл эту книгу у смотрителя? — спросил Братухин, показывая пальцем на стоящего в дверях Степана Тимофеевича.

— Да, — не понимая, к чему клонит командир, ответил солдат.

— А откуда она у него? — удивился Братухин.

— От барина, от …вашего дяди, — начав бойко, уже тихо закончил Егор.

— От моего дяди? А как она попала к тебе? — Братухин спросил уже смотрителя.

— Он дал мне её.

— Так уж и дал? Дай-ка мне её, — скомандовал Братухин.

Он внешне осмотрел книгу, а затем полистал страницы. Страницы были мягкие, ветхие и чуть не рассыпались под руками. Узоры и орнаменты опоясывали края страниц, а в середине вперемешку со средневековыми рисунками вились колечки латиницы.

— Написана на латыни. Ты умеешь читать на латыни? — спросил Братухин.

— Нет, — потупившись, как провинившийся, ответил смотритель.

— Ну так какого ты мне врёшь? Браток, так бы и сказал: «Украл я эту книгу у твоего дяди»… Плут плешивый.

Станционный смотритель ничего не отвечал.

— Ладно, книгу я забираю, как наследство. А что в ней написано? — бездумно листая страницы, спросил офицер Егора.

— В том то и дело, что никто не знает. Об этой книге есть только упоминание у некоторых историков и свидетелей. Они говорят, что книга эта написана о жизни одного монаха Эгидия. Его братья монахи записывали сны и видения Эгидия, его речи и откровения. А мысли его были так резки и необычны, что книгу эту, и так выпущенную в небольшом количестве, не жалея сил, уничтожала католическая церковь. И так она преуспела в своём старании, что за несколько веков книга полностью исчезла, оставив после себя лишь несколько отзывов и воспоминаний на страницах древних авторов. Говорил же этот монах о том, что к нему, якобы, явилось откровение о том, что несколько веков назад Дьявол, использовав своё коварство, убил Бога и теперь властвует как на небе, так и на земле. Сатана занял небесный чертог и католическая церковь теперь выполняет не божьи замыслы, а сатанинские желания. Оттого-то и жгут людей на кострах, терзают в пытках, оттого и войны среди христиан, междоусобицы, мор и тому подобное. И ценность этой книги даже не в том, что этот сумасшедший нёс бред про убийство Бога. Ценность её в том, что он первый дал альтернативный взгляд на происходящие события. Он первый заявил о том, что пытки и сжигания на кострах — это ненормально. Он первый удивился войнам во славу святого Христа. Всё это, казавшееся доселе вполне естественным, по его взглядам имело демоническое, нехристианское происхождение. Он заявил, что учение Христа о братстве среди людей подменено идеей наживы, идеей власти и богатства церкви. Он говорил, что церковь давно уже подменила идеалы бескорыстного служения на идею тотального распространения веры, на идею мирового контроля. Что институт церкви сейчас вовсе не организация, служащая в интересах взаимопомощи, а работающее только в интересах правящей верхушки и не гнушающееся ни чем тайное общество, от чего оно ближе к Сатане, чем к Господу и идеалам Христа, который был противником любой власти, кроме власти совести. И, возможно, это непринятие любой власти человека над человеком делает Иисуса Христа первым анархистом в мире…