Вадим Сухачевский - Декамерон 1914

Когда же меня оставили одну, я из последних сил встала, приблизилась к окну, отворила его и стала забираться на подоконник.

…Он успел вбежать в последнюю минуту.

Я отчаянно сопротивлялась, царапалась, как дикая кошка, но одной его фразы стало достаточно, чтобы я тотчас утихомирилась. Ибо он сказал: «Не спеши, милая, ты еще сможешь покарать своих врагов». И дальше он поведал мне все.

Оказывается, он был председателем Тайного Суда. Да, того самого, о котором тут рассказывал господин генерал.

Я обещал опускать все восклицания, но — чтó тут началось! Лишь через пару минут все стихло, и Ми смогла продолжить:

— Да, да, он существует и поныне, этот Тайный Суд. И он вершит Истинную Справедливость!

Все об этом Суде мне рассказав, он поведал мне, что за Жучковым они давно охотились, и вот теперь уж нет на свете ни пса-Жучкова, ни его свиньи-Жучихи. Приговор им был вынесен, и казнь приведена в исполнение. К этому времени их уже взяла полиция, но десять (а то и меньше) лет каторги, которые они могли получить, Тайный Суд счел слишком малой мерой. Смерть настигла их в камерах предварительного заключения, и, уверяю вас, смерть их не была легкой. Такая же участь постигла и моего зас…нца-принца. Интересно, предоставили ему такое же поносное автó в аду, куда он, без сомнения, попал? Лишь об одном я жалела — что все это было сделано не моими руками.

Но тут он мне объяснил, что я ко всему этому тоже, оказывается, несколько причастна. Ибо Тайный Суд оттого и вышел на Жучкова и на их подпольный бордель лишь потому, что разыскивал именно меня.

«Матушка меня разыскивала?» — спросила я.

«Нет, — сказал он, — ваша матушка скончалась. Но мы вас разыскивали и прежде, еще до того, как вы попали туда ».

Дело было вот в чем (он мне это подробно объяснил). Все должности в Тайном Суде передаются по праву происхождения, так уж было постановлено его отцами-основателями. И оказывается, мой скончавшийся батюшка, о котором я почти вовсе ничего не знала, как раз и состоял в Тайном Суде. Теперь я имела право быть его продолжательницей. А был он никем иным, как палачом этого самого суда.

О, ни о чем подобном я и мечтать не могла! Спросила: «Так я могу быть палачом?» — «Если пожелаете», — ответил он.

Да могла ли я не пожелать?! Но вот беда — главные враги мои были уже на том свете.

Тут я, однако, ошибалась. Как мне поведал господин председатель , Жучковы не были там главными. Заправлял всем некий еще больший сукин сын, чем даже они. У него подобных заведений насчитывалось много в добром десятке городов. Этот зас…нец все устроил так, что почти не знал его в лицо… Кроме мадам Жучковой. Он был ее любовником: любил, козел вонючий, таких вот жирных свиней!

(Неужели?.. Да, я догадывался, я уже догадывался обо всем!)

— И перед тем, как укокошить Жучкову, — продолжала Ми, — члены Тайного Суда сумели у нее кое-что насчет него выпытать. Это как-то могло помочь на него выйти, но до поры до времени он оставался неуловим.

Меня лечили долго. Потом, когда я почти поправилась, — вот только волосы совсем выпали после этого лечения, — меня стали обучать новому ремеслу — ремеслу палача Тайного суда. Я выучилась отлично стрелять, овладела многими борцовскими приемами; обучалась всему этому с упоением.

Нашлось и применение моему приобретенному искусству. Был выслежен последний бордель, принадлежавший моему главному врагу.

Я отправилась туда в одиночку. И уж разгулялась там всласть!.. Не стану останавливаться на подробностях; в общем, никто из зас…нцев не отделался легким концом.

И вот однажды господин председатель сказал, что час близится. Мой враг, по сведениям, полученным по неведомым мне каналам, навострился ухилять за границу по поддельному паспорту, а поскольку он всегда во всяком деле предпринимал тысячу предосторожностей, то он решил воспользоваться помощью…

— Дядюшки Зигфрида, — подсказал я.

— Por supuesto! [81] Разумеется! (Исп.) .

Я все узнала об Амалии Фридриховне, поняла, что это весьма достойная женщина, и мне не хотелось самовольно устраивать de terror sangriento [82] Кровавый ужас (исп.) . в ее заведении. И я сделала вот что: просто явилась сюда и в открытую поведала Амалии Фридриховне обо всем. Ну а дальше…

Впрочем, дальше — увидите сами.

С этими словами она громко позвонила в колокольчик, которым обычно в пансионате созывали к обеду гостей. Вскоре послышался какой-то грохот на лестнице, и через минуту-другую в залу вплыла Лизавета, катя перед собой кресло-каталку, в которой сидел крепко связанный господин Петров с кляпом во рту.

— Кажется, наступает последний акт драмы, — произнес профессор Финикуиди.

Ми услышала его слова и кивнула:

— Да, последний акт. — Затем громко провозгласила: — Последний акт, под названием: «Смерть грязного, вонючего козла»! — Она вытащила кляп у него изо рта и издевательски вежливо сказала: — Из особого уважения к вам доставили вас сюда на этой колеснице. По-моему, вы что-то сокровенное желаете сказать?

Он повернул голову к Амалии Фридриховны и воскликнул:

— Я вас считал порядочной дамой, а вы обманом заманили меня сюда!

— Ну, — спокойным голосом ответила она, — не будем говорить об обмане. Кто выдумал эту историю о невинном, соблазненном гимназисткой учителе латыни? А ведь я уже знала, кто вы есть. Одному Господу известно, чего мне стоило все время удерживаться, чтобы не выцарапать ваши гнусные глаза.

И тут он изо всей мочи завопил:

— Караул! Убивают! На помощь!

Ми поспешно опять засунула кляп ему в рот, а Лизавета вдобавок припечатала его своим кулачищем по темени со словами:

— Вот тебе, Петров хер! — отчего он сразу обмяк.

Вопль его, однако, возымел отклик, минуту спустя дверь открылась и на пороге залы появился ротмистр Бурмасов. На ногах он стоял уже не слишком твердо, а запах коньяка, исходивший от него, достигал даже противоположного конца залы.

— Тут, кажется, звали на помощь? — проговорил он.

— Тебе, Вася, показалось, — ответил Шумский (я по привычке все еще называл его для себя так).

— Но он же — связанный.

— Да это ж, Вася, любительский спектакль. Вакхическая трагедия, называемая «Заклание козла». Кстати, слово «трагедия» переводится с древнегреческого как «козлиная песнь».

Бурмасов кивнул в сторону связанного:

— А этот что делает?

— О, да это и есть исполнитель главной роли — козла, то есть.

— А-а… И чего ж он так глаза выпучил?

— А это он, Вася, хорошо в образ вжился — по системе господина Станиславского.

— А-а…

В этот момент за окном послышался стук колес и конское ржание.

— Вон и висьолий Антон подъехал, — сказал Львовский, — нам надо бы уже выходить.