Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Помогите! — завизжала Нюша.

Старик схватил ее, поднял, перекинул через плечо…

И тут прогремел выстрел!

Когда дым рассеялся, Прыжов увидел, что Васька и староста лежат рядом с ним на полу, обхватив головы руками. Мефодий Ионович стоит у стола и сжимает в руке револьвер. А братьев Пшенкиных будто ветром сдуло: услышав выстрел, они сбежали. А вот Поликарп не успел. И теперь, прикрываясь от револьвера невесткой, двигался к выходу, приговаривая:

— Стреляй, Ионыч, стреляй! Попадешь в умалишенную, спасибо скажу. И ее от мучений избавишь, и нас от догляда.

Лёшич хотел броситься, вырвать Нюшу, но заметил в руках у Поликарпа отточенный сталью нож.

Выстрел раздался, когда взошли на крыльцо. Опытная Ариша (Мефодий уже не раз прекращал драки в кабаке револьвером) прижалась к стенке, чтобы с ног не сбили. Княгиня же бесстрашно распахнула дверь — случай с Ломакиным ничему ее не научил, думала лишь о том, что внутри Лёшич. Вдруг ранен?

Однако зайти в сени Ариша ей не позволила, оттащила к себе. И вовремя — братья Пшенкины промчались табуном, ничего не видя перед собой.

— Чтоб их кондрашка хватил, — пожелала им вслед Ариша и отпустила Сашеньку.

Та в два прыжка преодолела сени, отворила дверь и увидела Поликарпа Петровича, который, пятясь спиной, удерживал Нюшу. Сашенька схватила то самое ведро из печного кута и нахлобучила Пшенкину на голову. Тот от неожиданности выпустил жертву, а бросившийся вперед Лёшич Нюшу подхватил. Васька с кабатчиком, отняв нож, схватили старшего Пшенкина, вынесли на крыльцо и выкинули в сугроб.

— Ты тоже проваливай, — велел Фролу Мефодий Ионович, когда вернулся.

— Ты что? Я выпить хочу.

— Пусть Поликарп тебе и нальет. Только сперва счета в кабаке оплати. За последние полгода пятьдесят рубликов должен.

— Ионыч…

— Сорок семь лет как Ионыч. Почему Поликарпа не задержал? Он доктора ударил, ножом угрожал.

— Но не зарезал же… Горе у Поликарпа. Понимать надо.

— А ну, вон отсюда.

Фрол вскочил, схватил шапку:

— Еще пожалеешь.

После его ухода Ариша накрыла стол и напоила всех чаем с пирогами.

— Становой далеко живет? — спросил кабатчика Лёшич.

— Не очень. Только вот в Новгород его вызвали.

— Может, к сотскому обратиться?

— А… — махнул рукой кабатчик. — С него как с козла молока. Еще более пустое место, чем Фрол.

— Как сами-то здесь жить не боитесь? — покачал головой Прыжов.

— Так у меня револьвер. А еще ружье. Да и Пшенкины раньше руки не распускали, действуют всегда исподтишка. Если кто им не угодил, сарай ночью сломают или посевы потравят. А сегодня словно с цепи сорвались. — Мефодий Ионович выглянул в окно. — Кажись, уехали. И Фрола забрали.

— Значит, и нам пора, — поднялся с места Лёшич. — Мефодий Ионович, сани не одолжите? А то в Васькиных втроем мы до станции не доедем.

— До станции? — удивилась княгиня. — А как же осмотр?

— Какой, к черту, осмотр? Скажи спасибо, что живы.

— И что? Пшенкиным все сойдет с рук?

— Конечно, нет. Завтра же напишу местному губернатору. Анна Никитична, собирайтесь, поехали.

— Нет! — сказала Нюша. — Езжайте без меня. Петеньку обязана проводить.

— Но…

— Будь что будет. Мир не без добрых людей, теперь это точно знаю.

— Я вас не брошу, — решительно сказал Лёшич.

Вдова с благодарностью ему улыбнулась. Прыжов ей в ответ. Сашенька вскинула удивленно на приятеля брови. Тот в ответ покраснел.

Ну и дела. Неужели влюбился?

— Если Нюша придет на похороны, Пшенкины ее больше не выпустят, — заявил кабатчик. — А честной народ их поддержит. За сумасшедшей догляд нужен.

— Я не сумасшедшая, — возмутилась Нюша.

— Слух Пшенкины ужо запустили. Поди теперь докажи, что вранье.

— И что нам делать? — спросила Сашенька.

Стали обсуждать планы один фантастичней другого: просить командира расквартированного поблизости полка выделить роту солдат; послать телеграмму губернатору, чтоб прислал полицейский резерв.

— С лешим надо потолковать, — предложил Васька. — И с кикиморами. У них к Пшенкиным свой счет, они лес тайком вырубают.

— А езжайте-ка к Александру Алексеевичу, — предложил вдруг кабатчик. — По воскресеньям он обычно в усадьбе.

— Кто это? — спросила Александра Ильинична.

— Помещик бывший. Человек строгий, справедливый. А главное, Пшенкиным цену знает. Почти десять лет они народ баламутили, чтобы мировое с ним никто не подписывал. Шелагуров — не последний в губернии человек, земский гласный. Ни Фрол, ни становой перечить ему не рискнут. Если скажет, и Мишку заарестуют, и самого Поликарпа. А там уж как мировой судья решит, — лукаво улыбнулся в бороду Мефодий Ионович и пояснил: — Но по секрету скажу, мировой с Александром Алексеевичем приятели. Понятно? Ну что? Поедете? Я тогда не только сани, пару лошадок в придачу дам. На тройке домчитесь мигом.

И Прыжов, и Сашенька поняли, что кабатчиком не желание помочь движет, а собственный корыстный интерес. Но раз альтернативы нет, таким содействием воспользоваться не грех.

— Если Александра Алексеевича в усадьбе не застанете, сюда не возвращайтесь, — напутствовал их кабатчик. — Народ от Пшенкина угощения ждет, как-никак поминки. Боюсь, защитить не смогу.

Воскресенье, 6 декабря 1870 года,

Санкт-Петербург

Милостыню у Введенского собора [57] Введенский собор лейб-гвардии Семеновского полка был построен в 1837 году напротив Царскосельского вокзала по проекту К. Тона. Разрушен в 1933 году. пристав Добыгин всегда раздавал с удовольствием. Потому что, сколько здесь ни пожертвуй, все вернется сторицей. Ну ладно, пусть не сторицей, но с каждого полтинника верный рубль. Потому что знают здешние христарадники [58] Нищие. : не поделишься выручкой с полковником, пойдешь по этапу к месту прописки.

Вот и сегодня после воскресной литургии семейство Добыгиных — сам полковник, его супруга, после пяти родов превратившаяся в колобок, и все их отпрыски — жертвовали направо-налево. Один из нищих, принимая монетку, задержал пальцы полковника. Добыгин поневоле всмотрелся в лицо. Ткач?

Когда покойному Ломакину требовалась встреча, именно Ткача он посылал к полковнику, потому что из всех его подручных меньше всего тот походил на мазурика. Но Ломакин был мертв, на сегодня назначены похороны…

Когда взгляды встретились, фартовый подмигнул Добыгину. Раньше сие означало, что Ломакин ожидает пристава в любимом трактире «Герань». А теперь? Кто смеет его вызывать?

Обеспокоенный и оттого раздраженный полковник прикрикнул на детишек:

— А ну, поживей.

Супруга сжала ему локоть:

— Куда торопимся?

— Вы домой, я по делам.

— По каким делам?

— Не твое дело.