Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Поворачивай назад, — скомандовал вознице Лёшич. — Раз путь заметен, барина в поместье нет.

— Туточки он, туточки, — повернулся к седокам Васька.

Вынужденное молчание — на большой скорости надо за дорогой приглядывать и вожжи крепко держать — далось ему нелегко. Пробовал петь, но после первого же куплета ему велели заткнуться: голос-то у Васьки силен, а слуха нет, медведь на ухо наступил.

— Дымок видите? — спросил он, кнутом указав на трубу господского дома. — А значит, дома барин. Когда его нет, челядь во флигеле живет. Чаво зря дрова жечь? Их всего четверо осталось. Остальных после кончины барыни Ляксандра Ляксеич разогнал. Потому и дорога запущена, и парк.

Заброшенность сию Сашенька отметила сразу, как свернули — меж вековых стволов, высаженных в шахматном порядке, вовсю подрастал подлесок, грозивший вскоре превратить изысканный некогда парк в непроходимый бурелом.

— Барыня давно умерла? — уточнила княгиня.

— В последнюю холеру. Повстречала ее на свою беду. По холере ведь не поймешь, кто она. С виду обычная старуха, а дотронешься, и все, покойник.

Сашенька с Прыжовым весело переглянулись, а Васька продолжил рассказ:

— Мужики из Титовки потом все окрестности прочесали, пытались холеру ту поймать. Да где там!.. Спужалась, что натворила, к вам в Питер сбежала. У вас-то затеряться легче. Говорят, полгорода от нее вымерло?

— Ну ты загнул, — возразил Лёшич, осенью 1866 года от Рождества Христова не покидавший из-за эпидемии больницу несколько месяцев. — Но жизней унесла немало, несколько тысяч.

— А нас Бог миловал. Одна Марья Семеновна и преставилась, царствие ей небесное. Ох и убивался Шелагуров!

Ждать его пришлось долго — открывший непрошеным гостям старичок-камердинер предупредил, что барин почивает. Пока его будили и одевали, пролетело полчаса.

— Чем обязан? — спросил Александр Алексеевич, склонившись к ручке княгини.

— Мой спутник, доктор Прыжов.

Шелагуров небрежно кивнул ему.

— …имеет поручение от судебного следователя провести осмотр трупа Петра Пшенкина.

— Кого-кого? Петьки? Он умер?

— Его убили.

— Боже! Какое несчастье. Когда, где?

— В Петербурге, в минувшую пятницу.

— Я не знал.

— Супруга покойного, — Сашенька указала на Нюшу, хозяин дома поприветствовал ее дежурной скороговоркой «мои соболезнования», — против осмотра не возражает. Но возражает Пшенкин-старший. Потому и приехали к вам. Просим заставить.

При упоминании мироеда у Шелагурова задергался глаз.

— Простите, — развел он руками. — При всем желании помочь не могу. Лет десять назад просто отдал бы приказ. Но, увы, теперь времена иные.

— Умоляю! — Нюша бросилась на колени. — Помогите проститься.

— А кто не дает? — удивился помещик.

— Поликарп… Наследство хочет заграбастать.

— А кому отписано?

— Мне и сыночку нашему.

— Тогда беспокоиться не о чем. Коли в суд пойдет, там на твою сторону встанут.

— До суда дело вряд ли дойдет, — вмешался в разговор Прыжов. — Поликарп решил поступить хитрее, хочет выдать Анну Никитичну замуж за своего младшего.

— Ну… это ей решать.

Вдова всхлипнула:

— А кто меня спрашивает? Мишка ужо под юбку лез. Прямо у гроба.

— Вот скотина, — возмутился помещик.

— Помогите, — завыла Нюша.

— Не верещи. Я, конечно, сочувствую и все такое… Но помочь. — Шелагуров усмехнулся. — Вы теперь люди свободные. Сами решайте.

— Помогите.

— Тебе не ко мне, к приставу надо. Но он в отъезде. Значит, к старосте. Зря сюда ехали, он в Подоконникове проживает.

— Староста Суровешкин против Поликарпа пальцем не пошевельнет! — воскликнул Лёшич. — Потому что куплен им с потрохами. Когда Пшенкин ударил меня…

— Что-что?! Поликарп на вас руку поднял? Ну нет… Это ни в какие ворота не лезет. Уже на благородных людей кидается. Пора его окоротить.

— Значит, поможете? — с облегчением вздохнула княгиня.

— Постараюсь. Детали обсудим за завтраком. Княгиня, доктор, прошу в столовую. А тебя, голубушка, — помещик повернулся к поднявшейся с колен Нюше, — накормят на кухне. Фимка, проводи.

Прыжов переменился в лице, Сашенька схватила приятеля за локоток: не дай бог, дерзостей наговорит, тогда помощи от помещика не дождутся. Но Алексей вырвал руку:

— В таком случае тоже предпочту на кухне.

На Шелагурова его демарш впечатления не произвел:

— Как угодно.

— После завтрака отправимся к мировому судье, — сказал Шелагуров, когда уселись за стол. — Доктор подаст заявление, а я упрошу назначить рассмотрение на завтра, чтобы долго вас здесь не задерживать. Переночевать сможете у меня, дом большой, места хватит всем.

У Сашеньки язык чесался спросить, успеют ли они от судьи вернуться в Подоконниково до похорон. Ведь Лёшичу надо осмотреть тело, а Нюше — проводить мужа в последний путь. Но княгиня молчала, демонстративно уставившись в тарелку.

— Послушайте, ваше сиятельство, — не выдержал ее молчаливого возмущения Шелагуров. — Сословий никто не отменял. И предрассудков, с ними связанных, тоже. Если сяду за стол с холопкой, соседи здороваться перестанут.

— Нюша не холопка. Ее отец купец второй гильдии, — процедила Сашенька.

— А муж — мой бывший крепостной, — возразил помещик.

— Мой дед тоже был крепостным. Мне тоже прикажете на кухню? — Княгиня встала и смяла салфетку, отлично понимая, что столь рискованной пикировкой ставит под удар расследование.

Видно, не судьба ей распутать это дело. Да и распутывать, похоже, нечего! Из доказательств одна газета, и ту выбросила. Похоже, Диди прав, не в пятницу, в субботу ее прочла.

— Так вы дочь Ильи Игнатьевича?! — воскликнул вскочивший следом Шелагуров.

— Знакомы с папенькой?

— И преотлично. Умоляю вас, сядьте. — Сашенька опустилась на стул. — Три года назад случился неурожай, спекулянты взвинтили цены — куль [64] Куль, или четверть, – рогожный мешок объемом 210 литров. ржаной муки продавали за четырнадцать рублей. Чтобы уничтожить спекуляцию, Губернской управе из центральных средств выдали ссуду в шестьсот тысяч рублей. Мы вели переговоры со всеми, но лишь ваш батюшка согласился продать муку без всякого для себя барыша, по восемь рублей с доставкой.

— Чтобы батюшка и без профита? Не верю.

— Не волнуйтесь, без барыша Илья Игнатьевич не остался. После этого случая губернатор к нему благоволит и без всяких конкурсов отдает подряды.

— Похоже, и я не в накладе. А то бы завтракала на кухне.

— Ваше сиятельство, да поймите наконец! Сам-то я человек современный. Как говорится, широких взглядов. Но вот соседи в силу преклонного возраста живут прежними привычками. Старуха Беклемешева, представляете, до сих пор сечет дворню!..