Валерий Введенский - Убийца из прошлого

По дороге Кобылин пытался узнать, что, собственно, случилось, но адъютант был нем как рыба.

Обер-полицмейстер даже кивком не удостоил.

— Чем занимаетесь на службе, Кобылин? — спросил он, указав на стол для заседаний, заваленный газетами, российскими и иностранными, с портретами Дмитрия Ивановича на первых страницах.

— Раскрытием преступлений, ваше высокопревосходительство, — с достоинством ответил начальник сыскной, поняв, что раздражение начальства вызвано банальной завистью.

— И как успехи?

— Сами знаете…

— Да, теперь знаю. — Обер-полицмейстер схватил со стола бумагу и потряс ею. — Из-за вашей лени и дурости в тюрьме томятся невиновные, а убийца гуляет на свободе.

— Простите, не понимаю…

— Читайте. — Обер-полицмейстер кинул в Кобылина листок, который держал в руках.

Дмитрий Иванович схватить его не успел, и листок упал на паркет. Пришлось, придерживая шпагу, нагибаться.

«Ваше высокопревосходительство!

Пишет Вам несчастный барон Антон фон Гиверт, таинственно «исчезнувший» двадцать лет назад в день своей помолвки.

Думаю, Вы удивлены моим «воскрешением» из мертвых, ведь тогда на мои розыски отрядили лучших сыщиков во главе с господином Кобылиным. Но, увы, они не проявили ни ума, ни усердия, а, может, вступили в сговор с преступниками.

Расскажу коротко, что произошло. После помолвки по срочному приказу Государя я вылетел на воздушном шаре, имея поручение к одному из европейских монархов. Меня неожиданно вызвался сопровождать мой кузен Сергей Иудович Разгуляев. Когда мы пролетали над Монбланом, двое его слуг — Коронат Перепетуя и Филафей Верещакин — внезапно схватили меня и выкинули из корзины. Вопреки их надеждам, я не разбился о камни, а приземлился в огромный, выше шестиэтажного дома, снежный сугроб, из которого, несмотря на попытки, выбраться не смог и через несколько часов безуспешной борьбы со снегом замерз, повторяя до последнего имя моей невесты Конкордии.

Через девятнадцать лет при сходе ледника мое замерзшее тело вынесло в долину. Мне очень повезло, что пастух Бернард, который меня нашел, без всякого промедления вызвал местного доктора герра Рохварга. Тот посвятил свою жизнь экспериментам по замораживанию и размораживанию животных, в которых добился удивительных результатов. Благодаря придуманному им особому составу, который он вводит подкожно, замороженные животные снова оживают. И после этого даже способны принести потомство! Но, конечно, для научного триумфа доктору Рохарду необходимо было разморозить человека. Он безуспешно искал добровольца, и тут вдруг ледник вынес меня. Через сорок восемь часов благодаря его заботам я воскрес.

Доктор Рохард собирался сразу опубликовать статью в научном журнале, но я упросил его обождать:

— Мне надо отомстить, наказать виновных.

— За вас это сделает суд, — уверял меня Рохард.

— Нет, суд мне не поверит. Потому что против меня будут свидетельствовать трое. Им есть что терять. Разгуляев заграбастал мое состояние и мою невесту, щедро наградив подручных за убийство: Перепетуя нынче владеет ссудной лавкой, Верещакин — крупный извозопромышленник. Я убью их.

— Но вас за это повесят.

— Нет. Петербургская сыскная полиция давно не та, что прежде. Дураку Кобылину меня не поймать…

— Вы сильно рискуете, дорогой барон.

— Да, потому что люблю Конкордию. Но сейчас она связана брачными узами. Если убью Разгуляева…

— Вы женитесь на ней и тем самым вернете себе состояние! — воскликнул немецкий доктор. — Теперь я вас понял.

— Слава богу.

— И вам нужно алиби. Что ж, я вам его предоставлю. Вы ведь считаетесь погибшим. То, что ожили, знаем только мы с Бернардом. Будьте уверены, ваше тело «найдется» только тогда, когда закончите месть и вернетесь из Петербурга. Сделаем вид, что ледник сошел только что.

Я бросился добрейшему герру доктору на шею. И той же ночью отбыл на родину. Дорогой обдумывал план мести. И точно ему следовал. Осечка случилась на Разгуляеве. Откуда я мог знать, что Конкордия неожиданно вернется домой? Тупица Кобылин, конечно же, обвинил ее в убийстве мужа.

Ваше высокопревосходительство!

Я, барон Антон фон Гиверт, признаюсь в убийстве четырех человек. И прошу Вас отпустить невиновных людей, обвиненных в этих преступлениях. В качестве доказательств моих слов прошу обратить внимание на книги, оставленные мной на месте преступления. На семнадцатой странице каждой из них внизу вы найдете экслибрис с моими инициалами».

— Что за экслибрис? — спросил у Яблочкова Крутилин.

— Печать с инициалами владельца.

— Ты повести Пушкина-Белкина хорошо осмотрел?

— Даже перечитал от нечего делать, пока Шелагурова охранял.

— Ничего подозрительного не заметил?

— Я — нет. А вот Шелагуров на одной из страниц…

— Случайно, не на семнадцатой?

— Откуда знаете?

— Неважно. И что?

— Как раз экслибрис в виде раскрытой книги, на левой ее страничке буква «А», на правой — «Г»

— Андрей Гуравицкий. Он же Антон фон Гиверт.

Крутилин быстро дочитал главу:

«Отдаваться земному правосудию не могу, ибо сказано «перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; кто убьет скотину, должен заплатить за нее; а кто убьет человека, того должно предать смерти» [117] Левит 24, 20–21. . Что, собственно, и сделал.

Жаль, что моим мечтам о счастье с Конкордией теперь не сбыться. Прощай, любимая, я покидаю тебя навсегда.

Ваш А. Г.».

Кинув это письмо в щель почтового ящика на Варшавском вокзале, человек в ватерпруфе заспешил к вагону первого класса. Когда машина тронулась, человек прислонился носом к оконному стеклу. Его терзал вопрос: почему он потерпел фиаско? Почему вместо того, чтобы получить вожделенное счастье, он отправляется в забвение и изгнание? Неужели потому, что лишил жизни ни в чем не виновного человека, Евсталию Поксуйко? Но ведь она была блудницей. А сказано: «Если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего — да будут преданы смерти и прелюбодей, и прелюбодейка» [118] Левит 20,10. .

«Я лишь выполнил Твою волю, — убеждал себя барон фон Гиверт. — Так за что ты меня наказываешь, Господи?»

— Отправь агентов на Варшавский вокзал, Арсений Иванович, — распорядился Крутилин. — Каждого снабди фотопортретом Гуравицкого.

— Вы ему верите? — Яблочков быстро пробежался глазами по листочкам. — Уверен, сие написано для отвода глаз, чтобы мы охрану сняли с Шелагурова и Чепурина. Пока охраняем, Гуравицкому до них не добраться. А почерк-то не его. Найденную у Разруляева рукопись написал кто-то другой.

— Прокопий Семенович. — Начальник сыскной подозвал редактора. — Взгляните-ка. Предыдущие главы этим почерком были написаны?