Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов

– Mon dieu, что вы такое говохите, Атанас? – услышал я голос мадемуазель и поперхнулся – но лишь на мгновение.

Это было просто замечательно, что она протелефонировала мне сама!

– К кому вы обращались? – спросила Эмилия, переходя на французский.

– К Фандорину, – пробормотал я.

– Какой монах? При чем здесь Сомов? Я как раз звоню из его, то есть бывшей вашей комнаты. Сомов куда-то запропастился, никто не знает, где он. Но это неважно. Карр убит!

– Да-да, я знаю.

– Знаете? Откуда? – В её голосе прозвучало удивление. – Здесь все великие князья и полковник Карнович. Он уже несколько часов допрашивает Фрейби. Бедняжка полковник совсем потерял голову. На мой приезд внимания почти не обратил, сказал только: «После расскажете, это сейчас неважно». Я ему толкую про лорда Бэнвилла, а он не верит! Говорит, что у меня от потрясений психическое расстройство, представляете? Он вообразил, будто Фрейби и есть доктор Линд! Я хочу спросить у вас с Эрастом совета. Может быть, мне предпринять ещё одну попытку? Объяснить Карновичу, что Фрейби – всего лишь мелкая фигура? Или, может быть, сказать про то, что вы нашли похищенные драгоценности императрицы? Тогда все эти господа сразу успокоятся и станут меня слушать. Как мне быть?

– Ах, Эмилия, я сам нуждаюсь в совете, – признался я. – Бог с ним, с мистером Фрейби. Он, кажется, ни в чем не виноват, но пусть уж Карнович допрашивает его и дальше – по крайней мере, будет занят. Говорить про драгоценности не нужно. У меня другая идея…

Я запнулся, потому что идея возникла только что и ещё не успела как следует оформиться. Я взял со столика телефонную книжку и открыл на букву «П». Есть ли там Воробьевский парк?

Перелистывая страницы, я сказал то, чего не смог бы произнести, если бы Эмилия сейчас находилась передо мной – не решился бы.

– Я так рад слышать ваш голос. Только что я чувствовал себя бесконечно одиноким и потерянным, а сейчас мне гораздо легче. Надеюсь, я не слишком дерзко выразился?

– Господи, Атанас, иногда со своей церемонностью вы бываете просто несносны! – воскликнула она. – Неужели вы мне так никогда и не скажете слов, которых я жду? Просто и ясно, без экивоков и увиливаний.

Я сразу догадался, какие слова она имеет в виду, и во рту у меня пересохло.

– Я не вполне вас понимаю, – забормотал я, эпатированный её смелостью. – Я, кажется, и так уже сказал гораздо более, чем можно было бы счесть допустимым, учитывая…

– Опять замямлил! – перебила меня мадемуазель. – Ладно, черт с вами. Я вытрясу из вас признание при встрече. А пока излагайте вашу идею. Только скорей. Сюда в любую минуту могут войти.

И я рассказал ей о странном требовании Фандорина.

Эмилия слушала молча.

– Я собираюсь поступить иначе, – сказал я. – Давайте встретимся. Я передам шкатулку и «Орлова» вам. На рассвете я отправлюсь к назначенному месту и потребую у Фандорина объяснений. Если его ответы меня удовлетворят и я пойму, что камень ему действительно необходим для дела, я вам протелефонирую из дирекции Воробьевского парка, там есть аппарат – я только что проверил. Будьте наготове. От Эрмитажа до Воробьёвых гор четверть часа езды на извозчике. Много времени из-за этой предосторожности Фандорин не потеряет.

Я слышат в трубке её дыхание, и эта тихая музыка согревала мне сердце.

– Нет, – сказала Эмилия после продолжительной паузы. – Ваша идея, Атанас, мне совсем не нравится. Во-первых, я не уверена, что мне сегодня удастся покинуть Эрмитаж незамеченной. А во-вторых, я боюсь, что мы повредим Эрасту. Я верю ему. И вы тоже должны ему верить. Он истинно благородный человек. Более того, он особенный человек, я никогда в жизни таких не встречала. Если вы хотите, чтобы маленький принц был спасён. отправляйтесь на встречу с Эрастом и исполните всё в точности.

Её суждение потрясло меня, причём в самом неприятном смысле. Она даже заговорила, как Фандорин: «во-первых, во-вторых». Как умеет этот человек внушать обожание!

Я дрогнувшим голосом спросил:

– Вы до такой степени ему доверяете?

– Да. Безоговорочно, – отрезала она, и вдруг прыснула. – Разумеется, кроме платьев и корсетов.

Поразительная женщина – шутить в такую минуту! Впрочем, она тут же снова посерьёзнела.

– Умоляю вас, Атанас, сделайте всё, как он говорит, – Она запнулась. – И ещё… Будьте осторожны. Ради меня.

– Ради вас? – тупо переспросил я, чего, конечно, делать не следовало, потому что более откровенно уважающая себя дама выразиться и не смогла бы.

Но мадемуазель повторила:

– Да, ради меня. Если что-то случится с господином Фандориным, то, хоть он настоящий герой и особенный человек, я смогу это пережить. – Она запнулась. – А вот если что-нибудь случится с вами, то, боюсь…

Она не договорила, да в этом и не было необходимости.

Совершенно выбитый из колеи, я пролепетал самым жалким образом:

– Спасибо, мадемуазель Деклик. Я непременно свяжусь с вами завтра утром.

И поскорей повесил трубку.

Господи, не прислышалось ли мне? И правильно ли я понял смысл её слов?

Нужно ли говорить, что всю ночь до самого рассвета я так и не сомкнул глаз.

По всегдашней своей привычке я прибыл к месту встречи раньше назначенного времени.

Без двадцати минут шесть я подъехал на извозчике к главной аллее Воробьевского парка, совершенно безлюдной в этот ранний час. Прошёл песчаной дорожкой, рассеянно взглянул влево, где раскинулся окутанный серо-голубыми тенями город, и зажмурился от яркого солнца. Зрелище было весьма красивое, и воздух дурманил голову утренней свежестью, но моё душевное состояние не способствовало поэтическим восторгам. Сердце то замирало, то начинало бешено колотиться, правой рукой я крепко прижимал шкатулку, а на груди, под исподней рубашкой, слегка покачивался двухсоткаратный бриллиант. Мне пришла в голову странная мысль: сколько я, Афанасий Зюкин, сейчас стою? Для династии Романовых – очень много, неизмеримо больше, чем Зюкин без шкатулки и «Орлова», болтающегося на тесёмке в суконном носке. Но для себя самого я стою ровно столько же, сколько неделю или год назад. И для Эмилии моя цена из-за всех этих бриллиантов, рубинов и сапфиров, надо полагать, тоже ни чуточки не изменилась.

Это открытие придало мне сил. Я чувствовал себя уже не жалкой, недостойной ёмкостью, которой по прихоти судьбы довелось принять на временное благоговейное хранение бесценные сокровища, а защитником и спасителем династии.

Подходя к кустарнику, за которым должен был находиться висячий мост, я снова взглянул на часы. Без четверти шесть.

Ещё несколько шагов, и показался овраг, крутые травянистые склоны которого посверкивали от росы холодным металлическим блеском. Снизу доносилось мирное журчание неразличимого за лёгкой клубящейся дымкой ручья. Но мой взгляд лишь мельком скользнул по расщелине и сразу обратился к узкому мосту. Оказывается, Фандорин пришёл раньше и уже ждал меня.