Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Фаршированные анчоусами яйца закончились, и Бланш Энсон почувствовала, как на противоположном конце стола нарастает беспокойство. Мужчинам не терпелось удалиться в зашторенный кабинет, пошевелить кочергой угли в камине, раскурить сигары и за стаканчиком бренди, пользуясь случаем, в самой цивилизованной форме повырывать друг из друга изрядные куски плоти. Ароматы застолья не могли перебить запахов чего-то первобытно-зверского. Поднявшись из-за стола, миссис Энсон пожелала противникам спокойной ночи.

Джентльмены перешли в кабинет капитана Энсона, где жарко полыхал камин. Дойл отметил поблескивание свежего угля в медном ведерке, глянцевые корешки переплетенных журналов, замкнутую на ключ искрящуюся подставку для трех графинов, лакированное брюхо раздутого рыбьего чучела в стеклянном футляре. Кругом все сияло; горничная не обошла своим вниманием даже рога какого-то нездешнего сохатого – скандинавского лося, предположил сэр Артур.

Достав из пододвинутого к нему ящика сигару, он покатал ее в пальцах. Энсон передал гостю нож и коробок сигарных спичек.

– Не признаю никаких гильотин для обрезки сигар, – объявил хозяин кабинета. – Я всегда выбираю добрый старый нож.

Кивнув, Дойл занялся делом и вскоре щелчком отправил кончик сигары в огонь.

– Как я понимаю, прогресс науки принес нам новое изобретение: электрическую зажигалку для сигар?

– Если так, до Хайндхеда она еще не дошла, – отвечал Дойл.

Он отказывался брать на себя роль метрополиса, снисходящего до провинций. Но при этом отметил у хозяина потребность главенствовать в собственном кабинете. Что ж, в таком случае не грех ему подыграть.

– Этот лось, – предположил он, – не иначе как из Южной Канады?

– Из Швеции, – поправил главный констебль с почти чрезмерной торопливостью. – Ваш сыщик не допустил бы такой оплошности.

Так-так, заходим с этого боку, да? Дойл наблюдал, как Энсон раскуривает сигару. Под огоньком спички коротко полыхнул стаффордский узел булавки для галстука.

– Бланш читает ваши книги, – сообщил главный констебль и слегка покивал, словно поставив точку в этом вопросе. – А еще она сама не своя до миссис Брэддон.

Дойла пронзила внезапная боль – этакая литературная подагра. Энсон между тем нанес следующий удар:

– Сам-то я предпочитаю Стэнли Уэймена.

– Замечательно, – ответил Дойл. – Замечательно. – Под этим подразумевалось: с моей точки зрения, это просто замечательно, что ваш выбор пал именно на него.

– Видите ли, Дойл… надеюсь, я могу высказаться без экивоков? Вы бы, наверное, не отнесли меня к ценителям беллетристики, но я, будучи главным констеблем, по необходимости смотрю на вещи с профессиональной точки зрения, в отличие от многих ваших читателей. Если у вас в книжках выведены полицейские, которые не справляются со своими обязанностями, то в моем понимании это продиктовано логикой ваших умопостроений. Где еще блеснуть вашему ученому сыщику, если не в окружении болванов?

На это даже не требовалось возражать. Кому бы пришло в голову называть болванами таких, как Лестрейд, и Грегсон, и Хопкинс, и… и… в общем, не требовалось, и все.

– Нет, я вполне понимаю ваши соображения, Дойл. Но в реальном мире…

С этого места Дойл по большому счету слушать перестал. Во всяком случае, мыслями его завладела фраза «в реальном мире». С какой же легкостью все судят о том, что реально, а что нет. Мир, в котором припозднившегося на прогулке молодого солиситора отправили в портлендскую каторжную тюрьму… Мир, в котором Холмс вновь и вновь распутывал загадки, которые не по зубам Лестрейду и его коллегам… или мир потусторонний, мир, отгороженный дверью, куда без усилий скользнула Туи. Кто-то верит лишь в один из этих миров, кто-то – в два и мало кто – во все три. С чего люди взяли, что суть прогресса в том, чтобы сужать границы веры, а не в том, чтобы их расширять, все более открывая себе Вселенную?

– …именно поэтому, друг мой, без приказа Министерства внутренних дел я не стану выдавать инспекторам кокаиновые шприцы, а сержантам и констеблям – скрипки.

Склонив голову, Дойл будто бы признал чувствительный удар. Но на этом лицедейство и гостеугодничество нужно было заканчивать.

– Теперь к делу. Мои выкладки вами прочитаны.

– Мною прочитаны ваши… записи, – отвечал Энсон. – Печальная, должен сказать, история. Цепь ошибок. Можно было принять меры гораздо раньше.

Дойл удивился такой откровенности.

– Рад слышать столь прямые суждения. Какие ошибки вы имеете в виду?

– Ошибки этого семейства. С них все и пошло наперекосяк. Родственники жены. Что им ударило в голову? Ну что им ударило в голову? Вообразите, Дойл: ваша племянница надумала выйти за парса… уперлась… и что вы предпринимаете? Вы даете этому типу возможность подкормиться… здесь, в Грейт-Уэрли. Это же все равно что назначить фения на пост главного констебля Стаффордшира – и дело с концом.

– Склонен с вами согласиться, – ответил Дойл. – Несомненно, его покровитель стремился продемонстрировать терпимость Англиканской церкви. Викарий, насколько можно судить, человек доброжелательный и глубоко набожный, он служит приходу в меру всех своих сил. Но назначение темнокожего священнослужителя в такой приход, где царят грубость и косность, закономерно привело к печальным последствиям. Такие эксперименты лучше не повторять.

Энсон с внезапным уважением взглянул на гостя, пропустив мимо ушей «грубость и косность». Выходит, у них больше точек соприкосновения, чем он ожидал. Ему следовало предвидеть, что сэр Артур вряд ли покажет себя отъявленным радикалом.

– По его милости в деревню внедрились трое детей-полукровок.

– Джордж, Хорас и Мод.

– Трое детей-полукровок, – повторил Энсон.

– Джордж, Хорас и Мод, – повторил Дойл.

– Джордж, Хорас и Мод Эда-а-алджи.

– Вы прочли мои выкладки?

– Я прочел ваши… выкладки. – На сей раз Энсон решил пойти на уступку в отношении этого слова. – И восхищен как вашим упорством, сэр Артур, так и пафосом. Обещаю, что ваши дилетантские рассуждения останутся между нами. Если они получат огласку, это не пойдет на пользу вашей репутации.

– Позвольте мне самому это решать.

– Как угодно, как угодно. Бланш на днях зачитала мне ваше давнее интервью «Стрэнду» относительно ваших методов. Полагаю, ваши слова там безбожно переврали?

– Не припоминаю. Впрочем, у меня нет привычки перечитывать ради сличения.

– Вы описали процесс создания своих историй – мол, в первую голову вас занимает финал.

– От конца к началу. Невозможно выбрать правильный путь, если тебе неизвестен пункт назначения.

– Вот именно. Как говорится в ваших… выкладках, при первой встрече с молодым Эдалджи – если не ошибаюсь, в вестибюле какой-то гостиницы – вы некоторое время за ним понаблюдали, но еще до личного знакомства были убеждены в его невиновности, это так?