Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Объединенное юридическое общество проголосовало за возвращение Джорджу Эдалджи официального допуска к работе.

Газета «Дейли телеграф» произвела выплату собранных средств в сумме примерно трехсот фунтов стерлингов.

После этого, в отсутствие развития событий, новых разногласий, исков о диффамации, правительственных действий, дальнейших вопросов членов парламента к правительству, открытых разбирательств, извинений и компенсаций, сообщения в прессе почти иссякли.

Джин говорит Артуру:

– А ведь мы можем еще кое-что сделать для твоего друга.

– Что именно, дорогая моя?

– Мы можем пригласить его на нашу свадьбу.

От такого предложения Артур совсем смешался.

– Но мне казалось, мы решили позвать только родственников и ближайших друзей?

– То – венчание, Артур. А потом еще будет прием.

Неофициальный англичанин смотрит на свою неофициальную невесту.

– Тебе еще никто не говорил, что ты не только самая обворожительная из женщин, но и необычайно мудрая и куда более прозорливая в отношении правильного и необходимого, чем жалкий недотепа, которого ты берешь в мужья?

– Я буду рядом с тобой, Артур, всегда рядом. Чтобы смотреть в одном направлении. А каково оно – не столь важно.

Когда лето стало близиться к концу и разговоры перешли на крикет и индийский кризис; когда Скотленд-Ярд перестал требовать от Джорджа ежемесячных заказных писем с подтверждением его местожительства; когда Министерство внутренних дел как в рот воды набрало, а неутомимый мистер Йелвертон и тот не выдвинул новых планов; когда Джорджу поступило уведомление, что ему предоставляется офис в доме номер два по Мекленбург-стрит вплоть до найма им собственной конторы, а послания сэра Артура ужались до кратких ободряющих или негодующих записок; когда отец Джорджа смог, как прежде, полностью посвятить себя окормлению прихода, а мать со спокойной душой оставила старшего сына и единственную дочь на попечение друг друга; когда капитан, достопочтенный Джордж Энсон, не заявил о возобновлении следствия по делу о Грейт-Уэрлийских Изуверствах, притом что официального изувера теперь не было; когда Джордж вновь научился читать газеты, не перескакивая с одной публикации на другую в поисках своей фамилии; когда близ Уэрли было покалечено еще одно животное, однако интерес уже медленно, но верно шел на убыль, и даже анониму наскучило сквернословить, – Джордж понял, что по его делу вынесен окончательный, официальный и, похоже, бесповоротный вердикт.

Невиновен и вместе с тем виновен – так заявила комиссия Гладстона, и так же заявило британское правительство устами своего министра внутренних дел. Невиновен и вместе с тем виновен. Невиновен и вместе с тем упрям и злонамерен. Невиновен, но совершает недопустимые выходки. Невиновен, но умышленно вмешивается в надлежащие следственные действия полицейских. Невиновен, но сам навлекает на себя беды. Невиновен, но извинения не заслуживает. Невиновен, но полностью заслужил три года каторжной тюрьмы.

Но это был не единственный вердикт. Пресса большей частью встала на сторону Джорджа: «Дейли телеграф» назвала позицию Комиссии и министра внутренних дел «слабой, нелогичной и малоубедительной». Общественное мнение, насколько он мог судить, сводилось к тому, что с ним «ни на одном этапе не вели честную игру». Члены юридического сообщества в большинстве своем его поддерживали. Наконец, один из величайших писателей эпохи многократно во всеуслышание заявлял о его невиновности. Суждено ли было этим вердиктам когда-нибудь перевесить официальный? Ко всему прочему, Джордж стремился более широко смотреть на свое дело и его уроки. Если от полицейских нельзя ожидать лучшей подготовленности, а от свидетелей – большей честности, то нужно хотя бы усовершенствовать судебные учреждения, где проверяются их слова. Его дело и другие дела подобного рода не должны рассматриваться под началом председателя, не имеющего юридического образования; требуется повысить квалификацию судейского корпуса. Даже суд квартальных сессий и выездные суды можно заставить работать лучше, но для этого все же необходимо обращение к более блестящим и мудрым юридическим умам, иными словами – в апелляционный суд. Это же абсурд: чтобы опротестовать ошибочный приговор, как в его случае, существует единственный способ: направить петицию в Министерство внутренних дел, где она затеряется среди сотен, нет, тысяч других, поступающих ежегодно, главным образом из тюрем Его Величества, от явно виновных заключенных, которым больше нечего делать, кроме как строчить прошения на имя министра. Само собой разумеется, безосновательные и фривольные прошения, направляемые в любой вновь созданный судебный орган, должны отсеиваться, но те, которые указывают на серьезное противоречие закону или истине либо на предвзятость или некомпетентность суда более низкой инстанции, должны приводить к направлению дела на пересмотр в суде более высокой инстанции.

Отец Джорджа в различных обстоятельствах давал ему понять, что страдания служат высокой цели. У Джорджа никогда не возникало желания стать мучеником, и все же никакого христианского объяснения своих мытарств он не находил. Но дело Бека вкупе с делом Эдалджи вызвало значительное волнение среди представителей его профессии, и все указывало на то, что его вполне могли объявить мучеником, пусть и простого, сугубо практического толка: мученика от юриспруденции, чьи страдания привели к совершенствованию всей системы отправления правосудия. Ничто, по мнению Джорджа, не могло бы искупить трех лет жизни, украденных у него в Льюисе и Портленде, и годичного чистилища после освобождения, и все же: можно ведь было увидеть некое утешение в том, что жуткое крушение его жизни в конечном счете пошло во благо его профессии?

С оглядкой, будто ловя себя на греховной гордыне, Джордж начал рисовать в своем воображении учебник юриспруденции, написанный лет через сто. «Создание Апелляционного суда было обусловлено многочисленными случаями судебных ошибок, вызывавших неудовлетворенность в обществе. Не последнее место среди них занимало дело Эдалджи, подробностями которого сейчас можно пренебречь, но которое – попутно укажем – примечательно тем, что жертвой судебной ошибки в данном случае оказался автор пособия «Железнодорожное право для „человека из поезда“» – одного из первых изданий, внесших ясность в эту достаточно запутанную область правоведения и до сих пор остающимся…» Это не самая плохая судьба, решил Джордж: остаться примечанием к истории права.

Однажды утром на его адрес доставили продолговатую вертикальную карточку с серебристым гравированным текстом, имитирующим рукописный: