Антон - Проклятие Дома Ланарков

То же самое по поводу сравнения почерков. Она ведь, как, впрочем, и её Арчи, — не профессиональные криминалисты-графологи, чтобы на глазок, с точностью определить похожесть «руки».

«Нет, для ловкого преступника авиатор слишком прямолинеен. Где же лицемерие, эта главная добродетель убийцы по расчёту. Ведь лейтенант не маскирует своих намерений, даже тех, которые могут бросить на него тень подозрения. Кто же признаётся, что задумал месть, не будучи уверен, что посвящённый в тайну человек не выдаст его под присягой на суде?! Ведь убийство есть убийство, какими бы благородными целями оно не прикрывалось, и наказание за него смертная казнь» — так рассуждала Вэй сама с собой и приходила к выводу, что скорее готова поверить в стечение трагических обстоятельств.

Например, в то, что Болдуин действительно мог вызвать невесту письмом на срочное свидание. Внезапное появление одичавшего зверя могло застать их обоих врасплох. Всё произошло настолько быстро, что даже реакции опытного фронтовика не хватило, чтобы отразить нападение. Если принять такую версию, то все разговоры о том, что убийца — сбежавшая цирковая кошка могут вызывать у лейтенанта болезненное неприятие. Профессиональный психолог сумел бы объяснить такое поведение подсознательным отрицанием собственной вины в случившемся. Криминалистике известны случаи, когда свидетель преступления, видевший всё собственными глазами, тем не менее серьёзно искажал факты, и не потому, что имел злой умысел, просто его психика так защищалась от саморазрушения, создавая менее травмирующую «картину» происшествия. И человек искренне начинал верить в придуманную легенду! Такова защитная реакция психики в виде расщепления сознания.

Подобным же мотивом может быть вызвано стремление отыскать (или «назначить») скрытого виновника трагедии, ведь жить с постоянной мыслью, что это из-за тебя — из-за твоей преступной расслабленности погиб близкий человек, и только ты один во всём виноват, — невыносимо. Другое дело, если коварство и подлость назначенного тобою на роль убийцы негодяя настолько велики, что у тебя просто не было ни единого шанса отразить дьявольски-хитрое, вероломно подстроенное нападения из засады.

Выглядит фантастично? Слишком надуманно и сложно? Возможно, отвечала сама себе Вэй. Но ведь и преступление то запутанное. Без понимания странностей человеческой психики; того, какими порой противоречивыми бывают мотивы причастных к нему лиц, трудно приблизиться к разгадке. А лейтенант явно очень мучается чувством вины. Не оттого ли, что не смог защитить свою невесту, и помочь ей, когда она умирала на его руках?! Ведь когда этот железный мужчина говорит об Анне, у него меняется лицо…

Как тут было не вспомнить шарф, который некто подложил под голову несчастной девушки. Под воздействием эля Вэй вдруг ярко представила себе, как это могло быть. Вот он стоит на коленях над умирающей, которую вероятно любил всем сердцем, и не может сдержать рыданий. И хотя ужасная рана такова, что опытный солдат видит, что надежды нет, всё равно в своём безотчётном желании спасти или хотя бы облегчить страдания любимой Болдуин срывает с себя шарф и подкладывает ей под голову. Что он должен был чувствовать при этом, если у Скарлет самой сжалось сердце и перехватило дыхание?!..

«И всё же, стоп! — сказала она себе. — Нельзя брать чью-то сторону только исходя из личных симпатий и антипатий. Надо оставаться объективной. Разве не может быть такого, что благородный «рыцарь воздуха» пытается свалить вину на другого? А заодно убедить в этом меня, зная, что в качестве союзника я смогу привлечь на его сторону своего влиятельного супруга? Нет, не стоит спешить снимать с лейтенанта подозрения. Ведь пока нет ни одной улики, указывающей на Дегриля (кроме слов самого лейтенанта), в отличие от обаятельного романтика-аса, к которому постоянно возникают вопросы».

Ход размышлений Скарлетт прервал достаточно близкий волчий вой, который заставил всех вокруг замолчать…

Минут через десять кто-то стал настойчиво колотить в дверь таверны. Неизвестного впустили далеко не сразу: с наступлением темноты тут принято было с большим подозрением относиться к любому запоздавшему посетителю. Лишь когда выяснилось, что это личный секретарь хозяина Ланарк-Грэй-Холла, трактирщик нехотя отодвинул тяжёлый засов и немного приоткрыл дверь, — лишь на такое расстояние, чтобы секретарь мог протиснуться внутрь, — после чего сразу запер её.

Пэрси Кендалл был в крови. Одежда запачкана и местами разорвана. С ним произошло какое-то несчастье. Первым делом секретаря усадили и дали выпить тёплого грога. Немного успокоившись, Кендалл рассказал, что приехал в город после обеда по делам, но хлопоты на почте и в магистрате задержали его, так что обратно он выехал уже в сумерках.

Едва оказавшись за городской окраиной, Пэрси услыхал за спиной странные звуки, которые напоминали учащённое звериное дыхание, временами сопровождаемое короткими рычаниями. Молодой человек остановил лошадь и стал вглядываться в примыкающий к дороге редкий лес. Ему показалось, что он заметил мелькнувший среди деревьев силуэт крупной собаки. Однако через несколько секунд его затрясло от страха, ибо собака так бегает не может. Нет, «это» было не собакой.

До города было каких-то двести ярдов, Пэрси пришпорил лошадь и поскакал обратно… И когда всадник решил, что опасность миновала, из лесополосы последовал мощный прыжок тяжёлого и сильного тела. Пэрси, по его словам, и сам не понял, как очутился на земле; перепуганная лошадь ускакала.

— Я запомнил сильный удар в грудь — взволнованно делился он. — У того, кто атаковал меня, густая шерсть и пасть с длинными оскаленными клыками, с которых льётся липкая слюна. Это омерзительно — чувствовать на коже тёплую слизь и вонь из его пасти…

В помещении трактира стояла абсолютная тишина, хозяева заведения и посетители жадно ловили каждое слово свидетеля, которому чудом удалось пережить нападение. Ведь, по словам секретаря, в руках у него нечего, кроме сумки с документами, не оказалось. Молодого человека спасло, что снега ещё было мало, и с земли возможно было набрать крупных камней.

— Я начал швырять в него всем, что попадалось под руку. Но со страху всё не мог попасть. К тому же он оказался очень изворотливый — быстро отпрыгивал и изгибался. Наконец мне повезло зацепить его в голову крупным булыжником. Зверь зарычал, захрипел и…бросился на меня. Я побежал к ближайшим домам. Стал кричать. Я уже и сам не понимал, что делаю…

Секретарь не мог объяснить, почему остался жив. Он и сам не понял, как преодолел остаток пути и очутился на городской окраине. Когда отдышался и осмотрелся, поблизости уже никого не было.