Борис Акунин - Сокол и Ласточка

Сотни жизней уже оборвались, истребленные свинцом, огнем и водой; в море продолжали гибнуть несчастные. Но ненасытному року этих жертв не хватило. Главное пиршество Смерти было впереди!

Лорд Руперт выпустил из-под рубашки медальон на золотой цепочке, поцеловал его и махнул рукой.

Матросы взялись за канаты, а капитан и смирившийся со своей участью суперкарго навалились на штурвал.

«Русалка» взяла поправку курса. Теперь она летела прямо на «Консепсьон».

Оглушительно захрустело дерево – это столкнулись корабли. От толчка я слетел с рея и замахал крыльями.

С испанца летели веревки с абордажными крюками, чтобы покрепче прицепить к себе фрегат. Бедные дураки, если б они знали…

Первые храбрецы с воплем посыпались на палубу «Русалки», добежали до середины судна и остановились. От квартердека их отделяла зона огня.

– Капитана живьем! – донесся громовой голос испанского адмирала.

Я увидел, что лорд Руперт смеется. Он оставил штурвал и просто стоял, скрестив руки на груди. Белая батистовая рубашка расстегнута на груди, ветер шевелит каштановые волосы на лбу.

Как же красив этот человек!

Я спустился ниже, не думая об опасности, хотя горящая смесь наверняка уже проникла в крюйт-камеру.

– Прощайте, милорд, – услышал я грустный голос суперкарго. – Какая жалость, что вы безбожник. Это значит, что на том свете нам с вами не свиде…

Тут мир сжался в упругий ком и лопнул, разлетевшись миллионом огненных брызг. Меня подбросило вверх, очень высоко – туда, где наливалось темной синевой вечереющее небо.

Меня не оглушило, не опалило крылья, иначе я бы упал в море и погиб. Спасся я благодаря тому, что вешу неполных четыре фунта – взрывная волна просто подбросила меня, как пушинку, высоко-превысоко.

Я увидел сверху обломки двух кораблей, увидел волны, сплошь в кусках дерева и черных точках человеческих голов. Если б я умел, то зарыдал бы. А так – просто закричал.

Меня неудержимо влекло к месту трагедии.

Я перевернулся, сложил крылья и устремился вниз.

Не буду описывать, что я там увидел. Для этого я слишком люблю людей и слишком неравнодушен к их страданиям. Скажу лишь одно: единственным облегчением для меня было то, что среди уцелевших Руперта Грея я не обнаружил. Должно быть, он погиб мгновенно. Его противнику, испанскому адмиралу, повезло меньше. Контуженный и обожженный, он отчаянно плыл саженками в сторону берега; его надменное горбоносое лицо было искажено ужасом – а сзади сеньора настигали две акулы, уже перевернувшиеся брюхом кверху для атаки.

Я сделал дугу в воздухе, снова взмыл вверх и полетел прочь от этого месива. Мое сердце рвалось на части. Из многих сотен жизней, так страшно оборванных судьбой, я горевал только об одной.

Сколько времени пробыл я с капитаном «Русалки»? Самое большее – полчаса. Но у меня было ощущение, что я знал его долгие годы и что от меня оторвали бесконечно ценный кусок бытия. Да что я! Весь мир будто померк и утратил один из самых прекрасных своих оттенков. Таково уж свойство истинно красивых людей: стоит им исчезнуть, и вселенная тускнеет.

Какое несчастье, какой удар, какая невозвратимая утрата, причитал я, летя к острову. А потом взял себя в руки, призвав на помощь мою вечную утешительницу философию.

Краткое знакомство с капитаном Греем безусловно обогатило меня. Это не утрата, а, наоборот, дар судьбы. Еще один важный урок, преподанный мне жизнью.

Несущественно, из-за чего ты решаешь стоять до конца. Пусть из-за ерунды вроде нежелания спустить раскрашенную тряпку на флагштоке. «Всегда оставайся собой и никогда не сдавайся – вот главный закон жизни», – сказал мне на прощанье лорд Руперт. Не имеет значения, что сказано это было без слов. Я понял.

Когда, подчинившись воле и разуму, мой взгляд прояснился, я был уже вблизи от берега. И увидел, что пока я воевал, Летиция времени не теряла. Не знаю. Как ей удалось убедить Дезэссара, но он все-таки спустил на воду обе лодки, и теперь они как раз выгребали из бухты, чтобы подобрать немногих еще державшихся на воде.

Уверен, что на помощь моей питомице пришел отец Астольф. Я увидел его на носу первой лодки – он молился на коленях; по его морщинистому лицу обильно текли слезы. У руля сидел капитан.

Второй шлюпкой командовал Гарри Логан, рядом с которым стояла моя девочка.

Я сел ей на плечо, а она едва на меня покосилась. Только пробормотала: «А, это ты». Полагаю, Летиция и не заметила моего отсутствия, очень уж была потрясена.

Ирландец же оглядывал следы побоища взглядом человека бывалого.

– Не при мсье Кабане будь сказано, пушкари – худшие грешники на свете, – сказал он, когда мимо проплыл издырявленный кусок борта. – Метким картечным выстрелом можно за раз отправить на тот свет два десятка людей. А хуже всего, что артиллерист никогда толком не знает, сколько душ он погубил на своем веку. Всем канонирам суждено гореть в аду, уж это точно. Я, конечно, тоже убийца, но по крайней мере твердо помню каждый свой грех.

– Я помню. Вы говорили, что угробили семнадцать душ, – сказала Летиция.

– Восемнадцать, мой дорогой Эпин. Восемнадцать. Однако перед Богом я почти чист, ибо произвел на свет семнадцать новых душ. Когда Лиз из Сен-Мало разродится, счет выравняется. А в Форт-Рояле мной посеяно еще несколько семян. Коли они взошли, как предусмотрено природой, то я уже квит или даже в плюсе. В прежние века церковь продавала индульгенции. За деньги можно было искупить любой грех, хоть бы даже смертоубийство. Это, конечно, неправильно. Единственное возможное извинение за столь тяжкое прегрешение – дать новую жизнь вместо отнятой, – с глубоким убеждением заключил рыжеволосый философ.

– Если убил для защиты, это грех простительный, – неуверенно молвила Летиция. Я понял, что она опять вспомнила застреленного разбойника с большой дороги.

– Почему только для защиты? Убивать можно из разных соображений. – Логан удивился. – А если человек тебе здорово мешает? Или, прикончив кого-то, можно получить солидную выгоду? Но в случае корыстного или заранее задуманного убийства я всегда расплачиваюсь авансом. – Он с важностью поднял палец. – Чтоб не становиться должником у Всевышнего по столь опасному поводу. Не хватало еще угодить в чистилище из-за собственной непредусмотрительности! Сто или двести лет лизать раскаленные сковородки? Слуга покорный!

Вдруг Летиция прервала его.

– Вы что!? – закричала она Дезэссару. – Надо подбирать людей! Места не хватит!

Дело в том, что на соседнюю лодку, подцепив багром, затаскивали сундук, приплывший с какого-то из погибших кораблей.