Дэн Симмонс - Колокол по Хэму

Хемингуэй положил катер на курс 160 градусов, и набегающие волны начали бить нам в корму и левый борт. При меньшей тяге мы ощутили бы тошнотворную качку, но Хемингуэй открыл дроссельные заслонки ровно настолько, чтобы «Лорейн» рассекала волны, не тратя слишком много горючего.

Как только мы покинули голубые воды Гольфстрима, я посмотрел на север. Где-то там, на перископной глубине, сотни мужчин теснятся в холодных длинных отсеках, пропитанных сыростью и вонью пота, солярки, кислой капусты и грязных носков. Они провели в темноте многие недели, их кости и черепа сотрясает непрерывная вибрация машин и клапанов, двигающих лодку, их кожа зудит после долгих дней без мыла и бритвы, уши уже не замечают стонов и скрипа стального корпуса под давлением воды. Они проводят дни напролет в ледяных глубинах, всплывая лишь по ночам, чтобы подзарядить аккумуляторы и глотнуть свежего воздуха. Только капитану и старшему помощнику позволено смотреть в перископ, чтобы определиться по береговым ориентирам или сблизиться с жертвой. Остальные слушают и в молчании ждут приказов — занять места по боевому расписанию, выпустить торпеды — и потом опять ждут характерных звуков взрыва и треска корпуса тонущего торгового корабля. А потом опять ждут взрывов глубинных бомб, которые могут потопить их самих.

Сущий ад.

Если перехваченная мной радиограмма не была дезинформацией, двое из сидящих там людей в эту самую минуту готовятся к высадке на берег. Интересно, как себя чувствуют они в этот последний день на борту субмарины, в последний раз проверяя карты, шифры и снаряжение, переодеваясь в гражданское и вновь и вновь смазывая свои пистолеты? Разумеется, им не по себе. Они всего лишь люди. Но вместе с тем им не терпится покинуть смрадную темноту подлодки и заняться делом, к которому их готовили.

«К чему их готовили?» Судя по всему, Тедди Шелл не знал, какое задание они получили. Войти в контакт с ФБР? Мне было трудно поверить в это.

— Мы на месте, — сказал Хемингуэй. — Доставай «ninos».

Мы решили, что, прежде чем выбрать наблюдательный пункт и укрытие, следует разведать прилегающий район. По пути в бухту Манати мы намеревались осмотреть мысы и внешний берег. Если это ловушка, то она, скорее всего, должна захлопнуться в дневное время после нашего прибытия. Я достал из тайника два автомата Томпсона и брезентовую сумку с запасными магазинами. Оружейный металл был маслянистым на ощупь.

— И несколько фугасов, — послышался от штурвала голос Хемингуэя.

Я вскрыл ящик с гранатами, вынул четыре штуки и уложил вместе с патронами. Гранаты были серые, тяжелые и холодные.

— Береги «ninos» от водяной пыли, — предостерег Хемингуэй. Он быстро вел «Лорейн» к берегу с северо-восточного направления.

Я положил автоматы между сиденьями, укрыв их от брызг за красным и тиковым деревом с хромированной отделкой, после чего осмотрел прибрежную линию в двадцатикратный бинокль. Если ты достаточно долго изучаешь карты, по прибытии на место оно кажется знакомым. До сих пор я не видел этих мысов и берега. Во время наших прошлых плаваний в этом районе мы находились слишком далеко в море, чтобы рассмотреть их в деталях. Теперь я видел все воочию, и реальность в общем-то совпадала с тем, что было изображено на бумаге.

Вход в бухту Бахия Манати оказался шире, чем я ожидал, — около сорока ярдов от мыса до мыса. Восточный мыс, Пойнт Иисус, выдавался в море дальше, чем Пойнт Рома, но я сразу понял, почему маяк установили именно здесь, на западном берегу протоки: скалы на Пойнт Рома были выше, выступая над уровнем моря примерно на девять метров, в то время как скалы первого мыса — всего на три или три с половиной.

К западу от Пойнт Рома виднелась длинная, плавно изогнутая протока Энсенада Хиррадура, исчезавшая среди болот и мангровых зарослей. Остальная часть береговой линии была четкой, вдоль Пойнт Иисус из воды выступали остроконечные камни, а к западу от Энсенада Хиррадура протянулись галечные отмели. Берег здесь практически отсутствовал, только под маяком виднелась узкая песчаная полоска.

Я осмотрел маяк в бинокль. Конструкции здесь и там проржавели, явно лишенные ухода, оптика и светильник были сняты. Создавалось впечатление, что маяк не работает уже очень давно. За ним на прибрежных утесах простирались заброшенные тростниковые поля. Джунглей как таковых не было, я заметил лишь редкие кустарники и несколько пальм над мангровыми зарослями, но большую часть суши занимал тростник, вернувшийся к дикому состоянию. Кроме разбитого маяка, единственным признаком цивилизации, видимым с моря, была дымовая труба мельницы Манати, торчавшая над тростником на западном берегу бухты.

— Мы войдем в бухту и осмотрим ее, — негромко сказал Хемингуэй. — Отправляйся на нос и приготовься спрыгнуть в воду с шестом, если каналы не обозначены. Не забудь захватить «ninos».

Я кивнул и взял автомат, повесив бинокль на шею. Автомат, лежащий на моих коленях, казался мне бесполезной игрушкой. Разумеется, в Квантико и Лагере "X" я учился обращаться с оружием, но всегда недолюбливал «томми». У них малая дальнобойность и низкая точность стрельбы. В сущности, они представляют собой тот же пистолет, только с огромной скорострельностью, и годятся лишь для того, чтобы поливать огнем цели на малой дистанции. Они хороши для кинофильмов, но не идут ни в какое сравнение с винтовкой для стрельбы на дальнем расстоянии или надежным пристрелянным пистолетом в ближнем бою.

Катер замедлил ход и вошел в среднюю протоку. Волны захлестывали камни к востоку и риф к западу от нас. За входом в бухту узкие каналы были размечены вехами — шестами, воткнутыми в грязь на берегах. Нескольких явно не хватало, а другие покосились до такой степени, что были едва видны над водой.

Хемингуэй уменьшил обороты почти до холостого хода и удерживал катер по оси протоки, а я осматривал мысы, скалы и поля по обе стороны, пытаясь уловить движение, блеск солнца на металле или стекле. Ничто не мешает наблюдениям так, как тростниковые заросли.

Мы взяли чуть левее — канал отклонился к востоку, но впереди он опять сворачивал на юг. Мы были готовы к этому и прибыли сразу после высшей точки прилива, но даже и теперь замечали места, где протока обмелела из-за того, что ее не чистили несколько лет. Путь впереди нас был относительно свободен, и пока мне не приходилось спускаться с носа с шестом в руках, но позади катера вода превратилась в мутную жижу цвета кофе, в который добавили слишком много молока.

— Катер поднимает со дна грязь? — напряженным голосом спросил Хемингуэй.

— Только с правого борта. Нужно прижаться к левому берегу.

Хемингуэй постучал пальцем по карте, расстеленной на приборной панели — Здесь указана глубина восемь саженей, шесть в той точке, где мы сейчас находимся, и пять — за поворотом канала. По-моему, здесь нет и двух. Ширина — от силы три метра. А дальше сплошная грязевая отмель.