убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

Ах, Господи, спаси, пронеси, помилуй!..

— Так, — сказал полицмейстер, обводя взглядом присутствующих, — и прокуратура уже тут как тут, и суд, и посторонние в наличии... А полицейский розыск, между прочим, еще не окончен, так что посторонним здесь делать нечего. И вам, господин Квасницкий, не мешает поосторожнее быть. Вернется ваш папенька с Кислых Вод, а газет его больше и нету; еще одна статейка наподобие сегодняшней – прикроем и "Вестника" вашего, и "Коммерсанта" заодно. И что вы тогда папеньке скажете? А главное – что скажет папенька вам? И – кто это еще? Что за фрукта-абрикоса? — это господин полицмейстер Феликса Францевича заметил. — Репортер ваш, господин Квасницкий?

Феликс Францевич представился.

Если прежде Михал Дмитрич пребывал в гневе, то теперь даже страшно сказать, что с ним сделалось: побелел весь, как стенка, а усы зашевелились и челюсть задвигалась.

— Ах, господин Глюк, — пророкотал он, — как же, наслышан. Это вы, говорят, полицию за пояс заткнули, Васю Шмаровоза посадили, и со всеми его мальчиками? И как же это Вася на прошлой неделе три магазина на Молдаванке взял, ежели он на кичмане сидит?

— В слухах, которые ходят по городу, не я повинен, — сказал Феликс Францевич, и на Квасницкого покосился. А Квасницкий ему совершенно невинным взглядом ответил, и голову еще к плечу наклонил, кокетливо так, как это делают дамы, и улыбнулся, легко и нежно.

— И сюда вы на кружку квасу заглянули, а вовсе не в детектива поиграть? Ну, поиграли – и хорош. Более не задерживаю…

Тут мы пока с Константином Аркадьевичем и с Акинфием Мефодьевичем распростимся. Разнос от высокого начальства – что в нем интересного? А именно разнос собрался учинить Воскобойников, Михал Дмитрич, околоточному надзирателю Заславскому. Но, кстати замечу, что, хоть и учинил полицмейстер Константину Аркадьичу ужаснейший нагоняй, на том все и закончилось, и никаких негативных явлений: понижения по службе, задержки в чине или чего иного – не последовало. И тоже понятно – околоточный надзиратель еще неопытен был, первое серьезное событие, можно сказать, в его околотке произошло. А участковый пристав, которому бы и подсуетиться, и карты, как говорится, в руки взять, и с которого весь спрос – участковый временно выбыл. Но разнести же кого-то надо – не на квартиру же к участковому приставу ехать, тем более, что человек в запое, так что и не уразумеет даже, чего от него хотят.

— Ну что, брат Холмс, поперли нас из участка? — это Леня Квасницкий сказал, доставая портсигар (портсигар был богатый: золотой, с бриллиантом, в крышку вделанным, и дарственной надписью, платиной гравированной – папаша Квасницкий, Борис Львович, на окончание университета подарил). Папиросы Квасницкий курил контрабандные, турецкие: тонкие, коричневые, с золотым ободком. — И правильно, между прочим, сделали. Они дело делают, работают, а для нас – баловство, игра в детективов…

Друзья сидели на скамеечке в густой тени старой шелковицы. Скоро должен был подойти паровозик с вереницей открытых вагончиков – дачный поезд, – и увезти их в город. Этого, если честно, ни тому, ни другому не хотелось. Особенно Глюку. Вместо душной конторы таможни он просидел утро в душной комнате участка; всего только праздничного удовольствия: дорога на Фонтан (на извозчике, в кружевной тени акаций) и обратно (в открытом летнем вагончике, мимо кружевной тени акаций). Мимо моря, мимо дачных садов, мимо барышень.

— А хочешь, Феликс, с местом преступления ознакомиться? — спросил вдруг Квасницкий, пыхнув папироской. — Могу поспособствовать…

Ох уж этот Квасницкий!

Глюк, удивленный, даже раздосадованный, пытался выпытать у него тайну: откуда он так хорошо осведомлен об обстоятельствах преступления, — а Леня лишь улыбался, многозначительно и загадочно, и туманно намекал, что-де имеются источники, как у всякого уважающего себя серьезного журналиста…

А ведь — как вы, наверное, уже догадались, — это все мадам Лискович, все она!

Мадам Лискович относилась к тому же разряду (роду? виду?) дам, что и мама Феликса Глюка. Дам, коим препятствия неведомы. Дамы этого разряда (или рода, или вида) в наших краях встречались, да и сейчас встречаются, очень часто. Пусть юбки их перестали быть пышными, сузились, съежились, открыв коленки (и даже у некоторых пупки), пусть вежливое с некоторым фривольным оттенком обращение "мадам" сменилось фамильярным, панибратским даже словом "девушка" (вплоть до пенсионного возраста, а иногда и часть этого пенсионного возраста отхватывая). Они есть, и они пребудут вечно.

Они созданы из стали. Да, нет, какая там сталь! Титановый сплав! Алмаз! Победит!

Они не понимают слова "нельзя".

Какое может быть такое "нельзя", когда им, дамам, надо.

Нет, не так, не надо, а НАДО.

И препятствий для них не существует, и существовать не может.

Впрочем, наверное, дамы такого рода, или вида, или разряда, созданные не из Адамова ребра, а из сверхпрочного материала, встречаются не только в наших благословенных краях, а и в других местах: в Москве, в Петербурге или на острове Тасмания.

Нет, не думайте, что они просто идут напролом, бездумно, как танк, как носорог по бездорожью или как агент канадской торговой фирмы через входную вертушку предприятия. Не замечать препятствия и смести его своим напором – это всего лишь один из тактических маневров. Имеются также и стратегические.

Стратегический маневр мадам Лискович заключался в добыче информации и поиске "концов".

В прокуратуре и суде "концы" имелись: товарищ прокурора коллежский асессор Сигизмунд Адамович Поняткович приходился родственником господину Лисковичу, пусть очень далеким – но родство признавал.

С судом было еще проще: старший следователь окружного суда жил с мадам Лискович в одном доме, только мадам Лискович – в третьем этаже окнами во двор, а господин Чемоданов – в бельэтаже, окнами на Троицкую улицу. С господином Чемодановым мадам Лискович знакома доселе не была, но раскланивалась с его супругой.

Господин Чемоданов пообещал помочь, во всяком случае, заняться этим делом.

Родственный визит к господину Понятковичу, рассказ о несчастной сестре мадам Лискович, госпоже Гороховой, горькой вдовице, и о сыне ее (очень хороший мальчик, заботливый, не пьет, не курит, политикой не интересуется, матери помогает!) – и несколько слезинок, и несколько вздохов…

Господин Поняткович развел руками: дело пока что в стадии расследования, прокуратура им не занимается. Можно бы, конечно, взять под прокурорский контроль, но – как это попонятнее выразиться? Оснований пока что мало. Вот если бы дело это привлекло внимание общественности…